Ратные подвиги простаков

— Закрой двери, охальник! — повелительно произнесла она.

Тут же среди мрака было условлено, что он, Котляренко, повезет калужскую портниху, а равно и ее подруг, на их далекую родину, и на дверях вагона крупными каракулями мелом он твердо начертил: «В Гомель, через Калугу и Богучар». Правда, к Богучару не подходила никакая железная дорога, но в том уезде расположилась сельская родина Котляренко, куда он всецело стремился.

Калужская портниха ушла, чтобы собраться в дорогу, и возвратилась уже тогда, когда состав поезда был готов к отправлению. Оказалось, что она и ее подруги раздумали ехать на родину и попросили Котляренко передать письма их матерям.

Котляренко находился в лучшем расположении духа, письма калужских девиц он засунул под подкладку фуражки, и в том, что доставит он их точно по адресу, не следовало сомневаться…

Поезд плавно отходил по направлению к Ковно, а калужские подруги, одетые в форму нижних чинов, помахали Котляренко носовыми платками. Длинный состав уходил нехотя, вагоны лязгали, спотыкаясь на рельсовых стыках. Угасал день, над миром стелились сумерки…

Полковой адъютант сто сорок первого пехотного можайского полка поручик Плешаков в восемь часов вечера подписал подлинник приказа и, прежде чем передать копию на гектограф, залюбовался своим автографом: буква ять составляла лучшее украшение всего, что было изложено в тексте на четырех страницах. Поручик нарочито стал ее укрупнять, делая более высокой и жирной, чем остальные буквы: в русском алфавите, по его мнению, это была единственная буква, которая обязывала людей к усвоению грамоты.

В раннем детстве поручика клали на два часа спиною на доску, чтобы корпус приспособить к выправке и выносливости. Тогда это было мучительно, он плакал, но впоследствии притерпелся.

Воспитывался поручик в Орловском кадетском корпусе имени Бахтина, где седоусые полковники-преподаватели всю премудрость науки видели в том, чтоб каждый кадет походил внешностью на восклицательный знак.

…Сто сорок первый пехотный можайский полк свыше пятидесяти лет квартировал в Орле, где военные составляли привилегированный слой населения, а заработок прочих горожан заключался в том, что они обслуживали военных квартирами и провиантом. Высшая же прослойка дворян проживала в треугольнике, образовавшемся при слиянии Оки и Орлика, и общалась с окраинами города через Александровский мост, сооруженный из чугуна и стали. В треугольнике крепко залегли узловые пункты, составлявшие гордость и красоту города: кадетский корпус, институт благородных девиц и достопримечательное дворянское гнездо, описанное в свое время знаменитым русским писателем.

Полковая канцелярия расположилась в немецком местечке на берегу продолговатого озера Коспо, и озеро это не походило на реку Оку: у Мариинского моста эту судоходную реку переходят в брод, и следы пешеходов остаются на прозрачном песке. Озеро же было глубоко и многоводно.

Поручик оставил подписанный подлинник и вышел на берег озера. Он сел в лодку и стал резать немецкие воды окрашенными веслами. В глубине вод отразилось зарево, и оранжевые лесистые берега напоминали ему нечто близкое: причудливый немецкий замок походил на особняк пана Похвалинского, расположенный на левом берегу Оки. За лодкой расходилась вода, и серебристые следы исчезали за блеклой луной.

Луна выступила, когда еще не совсем спряталось солнце: шла луна с запада на восток, навстречу орловской родине, и поручик опустил весла. Под луною мечтают все, и взоры многих орловских горожан устремлялись туда же.

Поручик являлся патриотом своей родины и по облику луны читал то, что могло происходить в безлюдных орловских переулках.

По Левашовской горе он будто бы спускался к Банному мосту, а затем одолевал вершину, ведущую на бульвар: все свидания с любимыми назначались на бульваре, перед входом в городской сад. Полковые оркестры музыки играли марш, Плешаков шел на гору без передышки, утверждая, что в мире может быть счастливым только военный. Счастье военным, однако, улыбалось неравномерно: офицеры гусарского черниговского полка имели превосходство над пехотинцами, и любая орловская барышня предпочитала корнета поручику.

Поручик, опустив весла, сидел в лодке, мечтая и разглядывая воды голубого озера. Где-то вдалеке последовательно, один за другим, прозвучали разрывы снарядов, от чего лодка легонько качнулась. Поручик вздрогнул, лодка сделала крен, вода хлестнула через борт, намочив ему лакированные краги. Плешаков приналег на весла и поплыл обратно.

Поручик прибыл в штаб полка. Полковник Грибель, командир сто сорок первого пехотного можайского полка, совершал крестное знамение после каждого выстрела…