Ратные подвиги простаков

Высшая французская кавалерийская школа подарила означенную лошадь великому князю в знак того, что кто животное укротил, тот и должен им владеть. Великий князь принял подарок с благодарностью, но в дальнейшем продолжать езду на подаренной арабской лошади все же не решался. Парижане напомнили великому князю о себе, представив восьмого сентября в ставку огромный пакет, в котором был французский лубок, выполненный лучшим художником прославленной столицы. Художник изобразил великого князя сидящим на подаренной лошади и непосредственно управляющим ходом артиллерийской стрельбы. Покоренная однажды кобыла напрягала выгнутую шею, но не поднималась на дыбы.

Текстовое содержание плаката утверждало, что великий князь, укротивший когда-то белую арабскую кобылу, усмирит и строптивую немецкую нацию. Великий князь был польщен, а потому и принял твердое решение — отдать распоряжение о наступлении армии Ренненкампфа. К полуночи, однако, он изменил собственное решение в пользу того, чтобы Первая армия держалась на месте, а десятого сентября согласился на ее глубокий отход. Стратегические мысли великого князя, следовательно, перемещались так же для него неожиданно, как неожиданно в свое время арабская кобыла встала на дыбы.

Вечером десятого сентября из ставки уезжала его супруга, обеспокоенная продвижением немцев: она лично могла бы разделить с мужем славу, но при поражении армии его утешительницей быть не могла.

Вагон великой княгини уходил во мрак ночи, поезд торопился, чтобы ко времени прибыть на станцию Стрельна.

Великий князь, проводив поезд, тяжело вздохнул: он тяготился предстоящим наступлением немцев на Первую армию, отход которой начался в ночь на одиннадцатое сентября.

Нижние же чины двести двадцать шестого пехотного Землянского полка ничем не тяготились.

Пятьдесят седьмая пехотная дивизия, куда входил вышеозначенный полк, в продолжение нескольких дней сооружала окопы с бруствером и заслонами, бойницами и блиндажами. Нижние чины истребляли рощи и лесные массивы для наката прочных козырьков и навесов. Дивизия занимала оборонительную линию Георгенфельд — Фридрихсвальде, но нижние чины не понимали, почему надо обороняться, если впереди имелись значительные части кадровых войск, а победа, как известно, лежала в столице немцев: о том, что самсоновскую армию постигла катастрофа, нижних чинов никто не информировал.

В течение трех дней после сооружения окопов нижние чины оборудовали их внутренний вид предметами бытового обихода: перинами они устилали дно, а холодные окопные стены обвешивали коврами и полотном, суконными тканями и шелком. Огромные окопные ниши были хранилищем всего того, что казалось нужным для похода: котелки и цилиндры, фраки и сюртуки, мясорубки и перечницы, швейные машины и бронзовые статуэтки. Новые владельцы предметов мечтали унести все на отдаленную российскую родину после церемониального марширования на одной из площадей немецкой столицы. Досуг заполнялся любованием вещами и спором о том, можно ли одеваться в штатское, не посрамляя воинской чести. Окопы приобрели видимость жилья, превосходящего по убранству лучшую российскую хату. Таким образом, нижние чины освоились бы в окопах на продолжительное время, если бы никакая стрельба не тревожила их мирного покоя. Они прожили в окопах несколько мирных дней, готовы были прожить тут долгие годы.

Война пока протекала для нижних чинов мирно, и до их слуха еще не доходила артиллерийская канонада. Утром одиннадцатого сентября с передовых позиций мимо окопов проходили кавалерийские эскадроны, и пехотинцы справлялись у кавалеристов, можно ли догнать удирающих немцев на лошадях. К общему удовольствию пехотинцев кавалеристы утверждали, что немцев догнать никак невозможно.

В полдень с передовых линий транспортировали раненых, с руками, положенными на белые косынки: кровь пробивалась сквозь густой слой ваты и застывала на поверхности пахучего бинта. Лица раненых сияли счастьем и торжеством, так как страх для них теперь лежал где-то позади: торжествовали раненые потому, что ценою пролитой крови, как им казалось, ими приобретен покой. Нижние чины двести двадцать шестого пехотного Землянского полка выходили из окопов, сопровождали взором раненых и немного завидовали им. Вслед за ранеными потянулись колонны пехоты, но и они ничем особенным не омрачали состояния окопавшихся: возвращавшиеся полагали, что их отводят в тыл для продолжительного отдыха, ибо еще не было той силы с немецкой стороны, под давлением которой дрогнули бы русские войска.