Раубриттер

вовсе не его гость, не первый маршал Его Высочества и не сын его, молодой граф фон Мален, а сидела там девица Брунхильда

Фолькоф. Вот и хотели все господа графства знать, кто они — эти

брат и сестра? Отчего такая милость им? Почему девица сидит

рядом с графом? Потому что у брата ее самый сильный отряд в

графстве или оттого, что она самая красивая в графстве женщина?

И тут на балконе заиграла музыка, и это были не лютни тихие, что и

так играли во время обеда, а настоящий оркестр. Он стал играть

громко и призывно.

— Ну, наконец-то! — Воскликнула Элеонора Августа, отпихивая от

себя чашку с фруктами, залитыми медом и присыпанными льдом. —

Танцы! Бал, господа! Хватит есть!

Лакей кинулся отодвигать ей стул, и Волков тоже стал вставать.

Вставал он со совей ногой, видимо, неуклюже, и дочь графа это

заметила:

— Ах, да, вы, наверное, танцевать не будете?

— Думаю, что это удовольствие мне недоступно. — С сожалением

улыбнулся Волков. — Но я буду смотреть, как танцуете вы.

Тут женщина подняла призывно руку и крикнула:

— Барон, барон, идите ко мне!

Высокий человек увидал ее и с улыбкой двинулся к ним. Это был

великолепно одетый господин, совсем еще нестарый, ему не было

и тридцати. Был он высок, едва ли не выше Волкова, цепь у него

была золотая. Он подошел, учтиво кланяясь и улыбаясь. И сначала

Волкову он не понравился. Ну, всем был хорош этот барон. Просто

записной красавец.

— Вы знакомы, господа? — Спросила Элеонора.

— Не имел чести, хотя много слышал о вас, господин Эшбахт. —

Учтиво сказал барон.

— Кавалер, это ваш сосед, кажется… Я права, барон?

— Да, наши владения граничат, — кивнул красавец.

— Да. Значит, вы соседи, это кавалер Иреном Фолькоф фон Эшбахт. —

Продолжала дочь графа. — А это Адольф Фридрих Баль, барон фон

Дениц. — Она чуть понизила голос добавляя. — Не ссорьтесь с ним, он лучший рыцарь нашего графства.

— А вы, кавалер, выезжаете к барьеру? — Спросил барон.

— К сожалению, нет, — ответил Волков.

— Ах, простите мою бестактность, я совсем забыл, мне говорили о

ваших ранах. — Барон положил руку ему на плечо. — Я забыл, что вы

получали свои раны в настоящих делах, конечно, вам не до глупых

забав богатых повес.

Кавалер не нашелся, что ответить, он не понимал, говорит ли барон

с сарказмом или искренне, а барон продолжал:

— Кстати, у вас редкая цепь.

Волков уже ожидал, что вот теперь-то и начнутся шуточки насчет

его серебряной цепи. Он жалел, что не снял ее.

— В этом зале всего две такие цепи, — рассказывал фон Дениц. — Одна

у вас, а другая у гауптмана Линкера. Гауптман получил ее от

герцога за оборону Клюнебурга. Он просидел там в осаде полтора

года, отразив девять штурмов еретиков. А вы за что получили такую

цепь?

Волоков опять не понимал, язвит ли барон или и вправду

интересуется. Кажется, барон язвил, сравнивая его ловлю ведьм с

настоящим военным делом. Но Волков не собирался что-то

скрывать или стесняться своих деяний.

— Я сжег кучу ведьм в Хоккенхайме. — Твердо и спокойно сказал он.

— О! Видно, для этого потребовалось много мужества, — сказал

барон, кажется, впечатленный таким деянием.

— Уж поверьте, немало, — произнес кавалер.

— Господа, хватит болтать, — воскликнула Элеонора. — Танец, вы

приглашаете меня, барон?

— Я для этого и приехал на этот бал, — с улыбкой сказал фон Дениц, взяв дочь графа за руку, и добавил. — А вы, кавалер, завидуйте мне.

— Буду завидовать и печалиться, — обещал Волков.

Элеонора Августа вдруг взглянула на него серьезно и произнесла

негромко:

— Очень надеюсь, что так и будет.

Лакеи к тому времени уже убрали часть столов, а другую часть с

винами, закускам и свечами поставили к стенам, освободив место

для танцев. Пары становились в центре зала, и Брунхильда была

среди танцующих. Наконец, с балкона полилась музыка, и бал

начался. Кавалер нашел себе стул у стены, стоять долго ему не

хотелось. Уселся, думая поглядеть на танцующих, но разглядеть

танцы ему не довелось. К нему с радостной улыбочкой подошел не

кто иной, как брат Семион.

— Ну, наконец-то вы один, уже и не знал, как к вам подступиться, -

заговорил он, пытаясь перекрикивать музыку.

— Пойдем отсюда, — сухо сказал Волков, и они вышли из зала.

Нашли себе тихое место на балконе внутреннего двора. Волков

облокотился на перила:

— Как ты тут оказался?

— Поехал в Мален к епископу, как вы и велели. А он, оказывается, поехал сюда. Пришлось ехать за ним.

Монах говорил абсолютно спокойно. Он был в великолепной

сутане из темно-синего бархата. Такие под стать епископам. Он

носил серебряное распятие на серебряной цепи, мягкие туфли

вместо сандалий, и еще он благоухал. Он не выделялся на фоне

господ на балу. Он выглядел здесь как свой.

Волков оглядел его и спросил:

— Ну, я видел, что ты был с епископом в ложе, ты поговорил с ним?

— Да, — отвечал монах, — и епископ был к нам благосклонен.

— Он утвердил тебя на приход?

— Да, утвердил. Он очень ценит вас, господин, очень ценит, любую

вашу просьбу готов поддержать.

— Да?

— Да, господин, да. И для вас у меня еще две хорошие вести.

— И что же это за вести?

— Кроме того, что он утвердил меня на приход Эшбахта, так он еще

и дал денег на постройку прихода.

— Денег? — Удивился кавалер.