Раубриттер

откупорил флакон и всего пол капли капнул себе на палец.

— Что это? — Спросила Брунхильда, отпивая холодного вина.

— Благовония, — ответил он и одним движением эту каплю растер по

ее горлу. — Иди, танцуй, только не умори этого старого хрыча.

Бал кончился едва ли не к полночи. Элеонора Августа давно

попрощалась с Волковым и ушла спать, а Брунхильда все танцевала

и танцевала, меняя кавалеров. И между танцами граф не отходил

от нее, как, впрочем, и другие мужчины. На зависть всем госпожам, сегодня королевой бала крестьянка, дочь содержателя харчевни и

блудная девка. А он сидел на стуле возле стены, смотрел на танцы, пил вино и только ходил по нужде от этих вин, но почти не пьянел.

А когда все закончилось, он забрал уставшую подругу и поехал к

своему шатру. Они ехали под небом, засыпанным тысячами звезд.

И она была счастлива, валялась на перинах в своей телеге, и все

болтала, даже не ругала Сыча, когда тот направлял телегу в ямы. А

он ехал на своем коне рядом, все молчал и слушал ее. Молчал и

слушал.

А когда они приехали и вошли в шатер, так она разделась быстрее

него и сама стала к нему ластиться. Дышала на него вином и

страстью, обнимая его и целуя. А руки у нее сильные, груди

тяжелые, губы горячие, лоно жаждущее. И было в ней любви

столько, что хватило бы на трех других женщин. И хоть устал он в

тот вечер, но как в волосы ее попал, то будто в волны окунулся, что

сил придали. Как запах ее вдохнул, почуял, так стал он ее брать и

об усталости уже не думал. Хоть и нога у него болела, так он

позабыл про боль. И брал ее, и брал, не мог уняться очень долго.

Откуда только силы брались?

Глава 8

— Господин мой, — щурилась Брунхильда на ночник, — что же вам не

спится, петухи только проорали. Темень еще. — И тут же охнула. —

Ох, как голова болит. Словно в ней колокол бьет.

— Спи, — ухмыльнулся Волков. Он погладил ее по роскошному заду, что не был прикрыт одеялом, и вышел из шатра. — Максимилиан, Сыч, где вода? Мыться подавайте.

Едва всходило солнце, ехали они в замок. Волков не забывал свои

обещания. Он ехал поговорить с графом по делу Брюнхвальда.

А во дворе замка уже суета, второй день турнира, распорядители

готовятся, слугам дают распоряжения.

Он думал, что может застать графа, пока тот не уехал на арену, и

еле успел. В приемной графа уже толпились люди, то и дело слуга

просил кого-то из них пройти в кабинет.

— Доложи, что Эшбахт просит аудиенции, — сказал Волков слуге, когда тот выпускал очередного посетителя.

Слуга кивнул, закрыл дверь, и почти сразу дверь снова открылась, из кабинета тут же вышел граф. Он был румян и бодр.

— Эшбахт, друг мой, здравствуйте! — Раскрыв объятия, он сразу

пошел к кавалеру и обнял его, словно год не видел. — Что привело

вас ко мне в столь ранний час?

— Дело моего друга, моего офицера.

— Пойдемте, пойдемте. Сейчас вы мне все расскажите.

Они уселись за стол, тут же на стол лакеи поставили закуски, холодное мясо, молоко с медом.

— Угощайтесь и рассказывайте. — Говорил граф с удивительным

вниманием.

Волков угощался, рассказывал и, честно говоря, не думал о том, отчего граф к нему так благоволит. Он принимал это за природное

радушие графа.

Но в процессе рассказа лицо графа менялось. От абсолютного

радушия до гримасы сожаления. Еще не закончив рассказ о делах

Брюнхвальда, кавалер понял, что граф не поможет ему, и оказался

прав:

— Друг мой, — с сожалением начал фон Мален, — как это ни

прискорбно, но на дела городские влияние мое весьма

ограничено. Я не могу влиять на городские гильдии. Да, все эти

мерзавцы из городского консулата то и дело стоят у меня в

приемной, но как только пытаюсь сделать что-то в городе, так они

как цепные псы кидаются на меня и суют мне под нос Хартию

Вольного города, подписанную еще моим дедом. Хорошо бы их

всех перевешать, да все руки не доходят.

— Значит, моему другу все-таки придется платить гильдии

молочников и сыроваров, чтобы торговать своим сыром в городе? -

Подвел итог их беседы Волков.

Граф задумался на секунду, потом улыбнулся и сказал:

— Знаете что? Мы этим сквалыгам подложим небольшую свинью.

Мои земли доходят до города, прямо до восточных ворот. В землях

своих я сам себе глава гильдии, пусть ваш друг ставит лавку в

пятидесяти шагах от восточных ворот, там у меня стоит трактир, так

вот, пусть прямо за трактиром ставит. И пусть там торгует своим

сыром. Если сыр у него хорошо, как вы говорите, и цена будет

достойна, то уж людишки как-нибудь дойдут до него.

— Спасибо вам, граф, — сказал Волков, — а сыр у него отличный, он

привез вам воз сыра на пробу. А как же ему благодарить вас?

— Ах, да пусть хоть двенадцать талеров в год платит для порядка. —

Отмахнулся граф и тут же забыл это дело, словно его волновало

что-то другое, а дело про сыр было лишь помехой для этого. —

Эшбахт, как вы считаете, понравился ли вашей сестер вчерашний

бал? Говорила ли она что-нибудь про него?

— Так это был первый бал в ее жизни, она о нем всю дорогу только и

говорила.

Тут пришел слуга и что-то шепнул на ухо графу.

— Господи, да неужели нельзя без меня этот вопрос решить?!

Распорядись, чтобы повара сами рассчитались! — Раздраженно