Равника

Примагничивая к куче очередного вечного и краем глаза наблюдая за тем, как убийцы-димиры и культисты-ракдосы кромсают на кусочки целую фалангу, Дак осознал, что является свидетелем сражения, равных которому он ещё не видел — и даже не слышал ни о чём подобном в историях или легендах. И он тоже вносил свой посильный вклад. Он не рассчитывал, что когда-нибудь остепенится и заведёт детей, но, проткнув глазницу погребённому под грудой тел вечному, он на миг представил, как славно будет в один прекрасный день качать на своих скрюченных подагрой коленях парочку внуков и рассказывать им об этих эпохальных событиях — и о том, какую роль в них сыграл их дед.

Он поднял взгляд, чтобы отыскать следующую жертву — но он слишком долго предавался грёзам наяву. Снова он оказался лицом к лицу с вечным, который тянулся к его руке, пытаясь завладеть его Искрой. И снова чья-то сильная рука схватила его за плечо и отдёрнула назад, так, что вечному достался лишь оторванный рукав Дака: жертва, на которую тот с радостью готов был пойти — хотя его недешёвую куртку теперь оставалось только выбросить. Он с улыбкой повернулся к своему спасителю, предполагая, что это был Карн.

Но его спаситель не был Карном. Его спаситель вовсе не был спасителем. Его схватил богами проклятый вечный. Не помня себя от ужаса, Дак сглазил его лазотеп, и его намагниченный череп резко вывернулся назад, сломав ему шею. Голова существа нелепо запрокинулась на спину, но это не заставило его ослабила хватку. Дак почувствовал это — из него высасывали Искру. Пришло время спасаться бегством в другой мир.

Удрать, пока не поздно!

Но было уже поздно. Он почувствовал это. Бессмертное Солнце снова заработало. Он оказался запертым в Равнике, и пальцы вечного впивались в его руку. Он попытался поднять меч и отрубить вечному кисть, но обнаружил, что ему не хватает сил даже удержать меч в руке. Его пальцы разжались, и он словно сквозь сон расслышал, как меч лязгнул о камни мостовой.

А затем пришла боль. Невыносимая, мучительная боль. Он подумал, что, наверное, сейчас кричит, но к этому моменту он уже ничего не слышал; даже громкий гул сражения затих, сменившись тишиной, а его зрение померкло, уступив место кромешной тьме. Он не мог слышать, видеть и даже ощущать запахи. Но он по-прежнему мог чувствовать. Сквозь ужасающую боль он чувствовал, как пальцы вечного проникают в то, что делало Дака самим собой, и забирают это. Казалось, что его внутренности выворачивают наизнанку. Что его тело лишается всех жидкостей, всех мягких тканей, превращаясь в обтянутые кожей кости. Но то, что в действительности делало это существо, было гораздо, гораздо хуже. Его сущность, его душа. Его Искра. Её вытягивали, выдирали из него. На миг тьму Дака озарило яркое лиловое свечение.

Он смог произнести всего одно слово: «Умоляю…»

Он подумал о Домри Рейде. И об Ате. И о Зифе Грент. И о Марше.

Он подумал о Мариэль. Он подумал, что по его щеке, кажется, скатилась слеза, и на миг задался вопросом, о ком именно он плачет. Он понадеялся, что о ней. Это было последнее, на что он понадеялся. Последний вопрос, которым он задался. Слеза на щеке была последним, что он почувствовал.

Боль милосердно отступила.

Глава LV Лилиана Весс

Лилиана Весс столкнулась с небольшими трудностями, не зная, за кого ей теперь болеть. Конечно, она ненавидела Боласа лютой, зубастой и очень кусачей ненавистью, и у неё было больше причин желать ему смерти, чем она могла сосчитать в данный момент. Но она уже давно не тешила себя надеждой, что «хорошие ребята» смогут когда-либо её простить.

Да, она считала себя мастером манипуляции.

Но всему есть предел.

И покушение на её жизнь недвусмысленно дало понять, что своего предела она уже достигла. Если Болас падёт, её «друзья» могут и не дать ей шанса воспользоваться её «чарами». А с включённым Бессмертным Солнцем — разумеется, она ощутила на себе тяжесть его сковывающей магии в тот самый миг, когда оно вновь заработало — она не сможет сбежать в другой мир.

Нет, чтобы пережить победу Дозора, ей необходимо было заранее искупить свои грехи чем-то поистине грандиозным — чем-то, что заставит их дважды подумать, прежде чем её убивать.

И в этом-то и заключается проблема, не так ли?

В своём нынешнем положении она не могла совершить хоть сколь-нибудь значимое предательство Боласа, не рискуя при этом умереть. А смерть делала бессмысленной всю затею.

Так за кого же мне болеть?

Она наблюдала за тем, как Искры убитых и опустошённых мироходцев, кружась, вливаются в Гемму Духа между изогнутых драконьих рогов. Затем её взгляд зацепился за что-то прямо позади них. К ним приближался Паргелий II.