Равноденствие

Кота всё равно никто не любил: обожаемый питомец конюшьей жены исправно гадил по углам, воровал с кухни лучшие куски мяса, при этом не съедая их, а лишь вываливая в пыли, и систематически пробирался в кабинет лорда исключительно за тем, чтобы обернуть чернильницу на максимально далеко спрятанные важные документы. Как он успевал совершать любое из злодеяний, оставалось секретом, потому что большую часть времени он проводил, улепётывая от маленьких наследников, а в свободные от нелёгкой работы вечера планомерно доводил обитателей замка до белого каления.

– Если кто-то признается сразу и сам, то получит лишь порицание и немой укор, – пообещал лорд, – а порку оставим на следующий раз.

Мальчик и девочка переглянулись. Порки не хотелось совершенно. Почти так же сильно, как сознаваться в содеянном.

– Сюда их, сюда, господин! – потребовала отмщения котовладелица, запихивая зверя подмышку и порываясь ухватиться за горящие от позора маленькие уши.

Юный лорд приосанился, выступил вперёд, понимая, что обязан защитить сестру, ещё раз оглянулся на остановленную властным движением отца жену конюха и с готовностью вытянул палец:

– Это она!

– Это он! – куда меньше терзалась сомнениями малышка.

Мужчине, признавшему свою полную несостоятельность как воспитателя, стоило огромных усилий не расхохотаться.

– И эти дети живут под моей крышей! – горестно возвёл он очи к небу. – А как же честь? Желание защитить и оградить от беды родного?!

Дети запыхтели, взбивая пыль носками ботинок.

– Так, может, я от беды её и огражу, – мальчишка прицельно пнул маленький камушек прямиком в пухлый кошачий зад, – а от выдирания ушей – нет. Зачем ей уши? Разве что серёжки вешать. А это, почитай, и не за чем!

Сестра тут же возмутилась:

– Как это не за чем?! А сказки я чем, по-твоему, стану слушать?

– Большая ты уже для сказок…

– И ничего и не большая! Я во-о-о-о-он какая маленькая! – малышка присела на корточки, показывая совсем немного расстояния от земли. – Для сказок самое то. А вот для порки точно рано! Пап, а сказку почитаешь? – тут же нашлась хитрюшка.

– С чего бы? – мужчина попытался погладить травмированного зверя, но тот с готовностью хватанул его когтистой лапой, тем самым утвердив в мысли, что сегодняшний проступок не такой уж и серьёзный. По меньшей мере, куда менее серьёзный, чем вчерашний. И позавчерашний. И недельной давности тоже.

Нет, сладкого шкодников он всё-таки лишил. Но на этом запас строгости иссяк. Он всегда оставался тем, кто баловал детей. Наказывала и ругалась супруга и, надо признать, делала это с необычайным очарованием.

Сказку…

Он уже видел чуть хуже, чем раньше, но бледные тонкие пальцы знали каждую чёрточку в рисунках старых книг. Двигаясь по изображению от легких, казалось, готовых зашелестеть листьев, до корней, пронизывающих собой миры, он мог не опускать взгляда в старинный фолиант. К чему бы? И без того помнил наизусть каждую из сотни раз рассказанных историй, а следить было за чем: на коленях, непрестанно вертясь, отвлекаясь, норовя цапнуть брата за пышные каштановые вихры, сидела дочь.

– Будешь мешаться, папа прогонит! – пригрозил старший.

– Не прогонит! – малышка показала брату язык, сморщив смешную морщинку между бровей, и на всякий случай уточнила: – Не прогонишь же?

Мужчина сурово посмотрел на детей, но не смог сдержаться и улыбнулся, захлопывая книгу:

– Вертите мной как хотите!

По вечерам он всегда читал им. Почти всегда, по крайней мере. Как когда-то делала их мать.

Жены не стало четыре года назад. Он любил её, любил так сильно, как только был способен любить, а она даже в тот злополучный день шутила, что ещё не успела родить ему целый отряд, поэтому расходиться пока рановато. Даже тогда она шутила, зная, понимая и чувствуя, что маленькая Этна станет её последним даром.

Сумел ли он сделать её счастливой? Он очень надеялся, что да. Потому что эти два вертлявых, неуклюжих, неугомонных, упрямых сорванца стоили того, чтобы прожить ради них чужую судьбу.

Уже в третий раз он пытался отловить мелочь, чтобы уложить спать, а те, улёгшись и дождавшись, пока отец выйдет из комнаты, снова начинали буянить, когда в дверь постучались: властно, сильно, как к себе.

Он не стал ждать, пока услышат и прибегут слуги. Всегда держал их немного: сам не без рук.

Мужчина открыл незапертую дверь.

Она стояла на пороге. Всё такая же: упрямая, уверенная… прекрасная. За её узкими плечами смущённо прятались поздно заходящее летнее солнце и бледный, уставший полумесяц. Впервые за долгие месяцы они появились на небе вместе.

– Мама, это кто?

Он посмотрел вниз – туда, откуда шёл требовательный голос. Женщина держала за руку тощего подтянутого мальчишку, неуловимо похожего на хозяина замка.

– Это мой старый и самый лучший друг, – она прижала голову сына к бедру, вопросительно глядя на открывшего дверь: всё ещё друг, ведь так?

– Знаем мы таких друзей! – мальчишка скрестил руки на груди, но, подумав, как взрослый, протянул приветственно ладонь и представился: – Агро.

Маленькая ручонка утонула в крепком рукопожатии.