Равноденствие

Я подбежала к брату, забыв, что тот злился на меня, что и сама не хотела лишний раз приближаться, прикасаться, чтобы не мучить его глупой надеждой. Схватила за изодранные плечи, сразу же виновато отняв ладони, как он заскрипел зубами от боли, и, как настоящая женщина, хлестнула ему пощёчину, разрыдалась и обиделась:

– Тебе так сдохнуть не терпелось?!

– Вирке, уймись! Это всего лишь банши. Они не убивают.

– Ей это скажи!

Белен с удивительной лёгкостью позволил усадить себя поровнее и осмотреть раны, оказавшиеся крайне неприятными, грязными, но хотя бы не слишком глубокими. Пришлось стягивать с него камзол и рубашку, что мужчина также принял на редкость благосклонно, и промывать водой из фляги.

Прикасаться к его крепким, хоть и осунувшимся, плечам было… Я бы соврала, если бы сказала, что неприятно. Мне нравилось. Слишком. Пальцы скользили по влажной коже, смывали следы крови, разминали одеревеневшие во время схватки мышцы. А он откинулся назад, прикрыв глаза, и, кажется, даже дышать старался не слишком глубоко. Странно. Вроде не так сильно пострадал…

Рука, только что не способная самостоятельно расстегнуть пуговицы, оказалась куда сильнее, чем стоило бы, нашла мою и уверенно сжала пальцы, поднося их к губам. Побелевшие, холодные, они прикоснулись к самым кончикам с такой трепетной нежностью, что хотелось завыть громче той банши. Я позволила себе насладиться одно мгновение. Всего одно, не больше! И вырвала руку.

– Белен. Мы уже говорили об этом. Ты не мальчишка и давно научился вести себя. Прости…

Я плеснула ещё немного воды на вновь закровившее плечо, но он остановил меня, с трудом, но уверенно поднявшись, и холодно бросил:

– Всё в порядке, Вирке. Мне не больно.

Глава 17. Монстры внутри нас

Дорога изрядно затянулась. Полагалось дойти до капища к вечеру, но утром следующего дня, переждав разгулявшуюся грозу, мы смирились с тем, что окончательно потерялись. Нет, по пути то и дело встречались остатки маленьких уютных домиков, похожих на тот, где принимала нас Иона, какие-то успели развалиться без человеческой поддержки, иные держались стойко, переглядывались в просветах зелени, грустно, понимающе кивали друг дружке: стоишь? И я стою. Недолго осталось… Одни щурились на редеющие лучи солнца, как старые, повидавшие всё, чего хотели, псы, от других веяло безысходной тоской и одиночеством. Но Источник мы так и не нашли.

Зато нашли болото, огромный улей, от которого по этому самому болоту и спасались, семью лисиц, дикого кабана, благо, не пожелавшего заводить близкое знакомство, и безмерное количество мелкой кусачей живности, по сравнению с которой комары начали казаться лучшими друзьями.

Белен молчал.

Я не произносила ни слова.

Да и зачем? Слова давно кончились, а чувств стало так много, что выпусти на волю хоть одно – вырвется вся стая, хлопая крыльями, крича и перемалывая небо в пыль. Нет уж. Пусть сидят в клетке, трусливо принюхиваясь к вольному воздуху, не решаясь накликать беду песней, сплетающей в единое любовь и прощание.

Уставшие пробиваться через лесной холод жаркие солнечные лучи сдавались, всё чаще падая на не успевающую высыхать за день землю невнятными пятнами света: не то серебро, не то золото, не то вовсе заплутавший отблеск воды.

Я бросила на человека, которого когда-то любила больше жизни, косой взгляд, постаравшись выглядеть как можно более равнодушной. Белен, как нарочно, отстал, чтобы поправить сползший сапог, долго-долго разравнивал голенище, не поднимая головы. Я тихонько выдохнула набранный для беседы воздух и продолжила путь.

Сырость щипала ноздри, несла разом аромат нежной весны и полной увядания одинокой осени. Где бы ещё им довелось слиться в непонятном, чарующем, волшебном танце? Не то день, не то ночь; не то жара, не то холод. Лес.

Лес объединял, сращивал в единое целое то, чему не суждено переплестись нигде больше. Но ступишь шаг, выглянешь из зелёного шатра на привычную дорогу – и конец привидевшемуся равновесию, расплетётся тугая коса на ровные гладкие пряди, которым уже не быть вместе. Так может и не уходить? Не бросать то место, где есть крохотная, почти неуловимая надежда объединить огонь и лёд, любовь и ненависть… нас?

– Вирке? – нерешительно окликнул он.

Я замерла, но поворачиваться не стала.

– Чего тебе?

Белен прокашлялся и сбивчиво закончил:

– Там впереди болотная бочка. Не наступи. Вытаскивать тебя ещё…

Я уверенно ступала, хлюпая пушистым ковром мха, будто специально для странных путников в самом сердце леса положили яркую дорожку. Ну как заблудятся ещё, дети неразумные?

Белен, наверное, удивлялся, что сестра словно знает дорогу. Хотя и сам не сбавлял шага, не смотрел на меня, тоже тянулся туда, в самое сердце лесного царства, к Источнику Силы. Магия приглашала, звала, пела колыбельную. Мы оба чувствовали, но как рассорившиеся дети не решались поделиться друг с другом радостью.

Матери очень не любят, когда их чада не желают мириться.