Равноденствие

Дуб как со старых рисунков, как из готовых рассыпаться, стоит перевернуть страницу, книг, хранящихся долгие годы в отцовской библиотеке под замком, как великая ценность и тайна. Они и стоили дороже золота, имения и всех слуг, что служили в Ноктис де Сол. Дерево повторяло рисунки со свитков Равноденствия: таких разных, непонятных, путающих, но таких правильных и точных, что сомнений не оставалось: я уже видел их. Угадывал изображение на следующем свитке, даже не снимая его с полки, мог изобразить, с закрытыми глазами повторить каждую ветку. Не было на этих рисунках лишь одного – нас. А мы должны были быть.

Я видел Источник вживую во второй раз. Помнил, что не в первый, хотя что может запомнить младенец? Но я точно знал, каково выглядывать из щели в коконе, сплетённом из нежных, светлых, почти прозрачных листьев, вместе с рассветом; знал, как интересно и как страшно становилось от того, что мир снаружи всё сильнее вторгался в маленькую уютную колыбельную, скреплённую, как пуповиной, с хребтом; знал, чувствовал, осознавал, что она – Вирке – рядом, словно держит за руку… нет, словно она часть меня; мы вросли друг в друга, родились единым целым, объединённым бесконечными ветвями и корнями Изначального дерева, вкручивающимися в каждый из тысяч миров.

А потом нам пришлось родиться. Оторваться от места, дарующего счастье и покой, разделиться, чтобы всю оставшуюся жизнь мечтать слиться вновь.

– Ты идёшь? – нетерпеливо оглянулась она и… закричала.

Глаза сестры, которые вечно смотрели вокруг с презрением и насмешкой, наполнились первозданным ужасом, словно она углядела чудовище. Никогда ещё она так на меня не смотрела. Разве что… Разве что в тот самый миг, когда я впервые поцеловал её.

Она, пытаясь сказать хоть что-то, давилась собственными словами, хрипела от страха, бежала к озеру, надеясь, видимо, спрятаться под дубом. Где бы ещё? Дерево и правда казалось самым безопасным местом на земле. Лишь крошечное озеро разделяло их, но добраться до него оказалось не так просто: невидимая граница обрамляла берег, лишь надрезанными солнечными лучами выдавая своё присутствие. Не прикоснёшься – не поймёшь, что Источник под надёжной защитой.

Я неуверенно двинулся к ней, готовой распрощаться с разумом:

– Вирке? С тобой всё хорошо?

Она зашлась, заколотила в невидимую стену, в кровь разбивая руки, пыталась вырваться, сбежать, скрыться как можно дальше от… от меня. Этот ужас в глазах, эта дрожь… Это ведь меня она так испугалась!

Я уставился на собственные руки: самые обычные, слегка истерзанные не слишком удачной неделей и покрытые свежими шрамами руки. Им не полагалось пугать сестру до истерики.

– Вирке? – я ещё немного осторожно придвинулся. Она зажмурилась и приготовилась падать в обморок.

***

Я собиралась упасть в обморок. Провалиться в спасительное забытьё, где нет чудовищ, где спокойная темнота, где не надо думать или бояться.

Но когда это Вирке Ноктис де Сол пасовала?

Нет, страх никуда не делся. Только в сказках бывает, что измученный, несчастный, уверенный, что сейчас погибнет, герой брал волю в кулак, подбадривал себя боевым кличем и вскакивал, чтобы в порядке очерёдности раздать тумаков всем врагам.

Я себя подбадривала диким визгом напуганной женщины. Напуганной настолько, что ей и в голову в тот момент не пришло, что, раз уж единственного, что… кто мешает ей колдовать, рядом не оказалось, то и магия должна бы работать. Но нет. Женщина попалась в оковы животного страха и нашла в себе силы лишь взять разбег и, склонившись в три погибели, потому что спину сводило при виде почему-то медлившего чудища, боднуть врага головой в живот.

Он упал. А я не пожелала больше медлить. Представится ещё такая удачная возможность, если я просто попытаюсь сбежать, доверившись внутреннему чутью и жалобно подвывающему сердцу? Нет. Страху нужно смотреть в лицо. Или в оскаленную уродливую морду – что найдётся.

Я не стала бежать. Подскочила, ударила, пнула, добавила коленом в грудь, выбивая воздух и падая сверху, и, не вспомнив ни одного из многочисленных уроков боевых искусств, что давали нам с братом в детстве, взгромоздилась сверху и принялась колотить куда придётся: по морде, по выставленным вперёд как будто в попытке защититься лапам, по щекам, прямо по зубам, не чувствуя боли, не замечая царапин, куда менее страшных, чем должны бы проступить от эдакой громадины.

Я била, колотила, молотила руками и ногами, надеясь только, что чудище и правда такое медлительное, словно удивлённое, и не вскочит сейчас, чтобы нанести ответный удар.

Зря надеялась. Огромные сильные когтистые пальцы легко обхватили мои запястья.

– Р-р-р-р-р-р-ра!!! – гаркнуло чудище мне в лицо.

– Да сам ты! – обиженно дёрнулась я.

Извернулась и чудом достала пяткой до подбородка, или того, что его заменяло, врага. Мохнатая голова стукнулась затылком о землю, глаза закатились от удара, зверь осоловело уставился в кусочек голубого неба, заботливо перебирающего облака над Источником.