– Сэл, с тобой все в порядке? – осторожно спрашивает Арт, чувствуя, что со мной что-то не так.
Я в ответ глупо улыбаюсь, убирая с лица мешающие пряди. Киваю головой, прикусив нижнюю губу. Теперь как-то по-иному смотрю на него. Теперь чувствую, что не просто хочу целовать его, ощущая горячие руки Арта на своей талии. Мне хотелось большего. Хотелось почувствовать разгорающиеся угли в себе, ощутить жар пламени от его поцелуев. И я бы потянулась к нему прямо сейчас, чтобы хоть капельку урвать от этого огня, но кроме нас в комнате были люди. Горничные перебирали альбомы с образцами свадебных платьев, совсем тихо переговариваясь между собой, чтобы не привлекать внимания.
Несмотря на слабость ариуса, нам нельзя было с Артаном оставаться наедине. Так что все его визиты проходили под присмотром либо прислуги, либо патронесс, либо хотя бы невест. Только не вдвоем.
Поэтому никаких поцелуев, за исключением тех, что украдкой, пока никто не смотрит. Официально мы еще не скоро сможем объявить о помолвке. Хотя наша связь давно ни для кого не секрет. Более того, об этом говорили за нашими спинами, выстраивая дикие теории о ревности короля, который не хочет отпускать подопечную к лучшему другу. Дескать, Никлос безответно влюблен в меня и наше слияние ему поперек горла встало. Вот он и ставит палки в колеса.
Эти слухи настолько немыслимы, что я не находилась, что сказать, когда иносказательно либо Мирта, либо Паули, либо сестра спрашивали об этом. Я не понимала, зачем фантазировать о настолько нелепых вещах.
– Сколько я проспала? – спросила я, протирая глаза. Потянувшись, получила от Артана стакан с водой и мелкими глотками осушила его.
– Сейчас почти полдень. Тебя пытались разбудить часов с восьми, – мягко ответил он. – Как себя чувствуешь? Сегодня ночью было маетно, душно…
Почесав затылок, я задумалась и звонко чихнула, когда пяточкой коснулась выбравшейся из одеяла пушинки.
Я замерла, задержав дыхание и уставившись на ровную белую ткань. Вот – опять движение! И еще раз! И еще!
– А-арт, – протянула я ошарашенно, поочередно напрягаясь и понимая – работает! Все работает!
От потрясения у меня вырвался непроизвольный смешок, и я вцепилась в руку Арта, кивком головы указав на торчащие под одеялом ноги. Снова движение!
– Это то, что я думаю? – восторженно спросил он, вскакивая и одним движением стаскивая с моих ног одеяло, что вызвало протест у горничных.
Девицы бросились к нам и замерли, когда увидели, как я сначала двигаю пальцами, потом напрягаю колени, а потом и сгибаю их! И приподнимаюсь, и выбираюсь из постели, совершенно не чувствуя слабости или вялости. Будто и не было месяца в коме, не было обездвиженности и всепоглощающей усталости от каждого напряжения. Я была совершенно здорова, чтобы босиком пуститься в такой быстрый пляс, что ночное платье встало куполом! Подхватив под руку Артана, закрутила вокруг себя, а после втащила в круг девушек, затеяв самый настоящий хоровод.
Отпустив руки, я стремглав бросилась к окнам, распахнула створки и закричала во все горло:
– Я здорова!
– Сэлли, ну не так же громко! – рассмеялся счастливый Арт, возвращая меня обратно и обнимая крепко-крепко.
Закончилась моя изоляция. Я могу показаться аристократам и придворным во всем своем великолепии и силе. Никаких больше сомнительных шушуканий по углам за моей спиной. Никаких драматичных пауз при появлении. Концерт слабости окончен. Я свободна!
Впервые после такой долгой изоляции я оказалась за пределами дворца. Со всей возможной осторожностью меня перевезли в Магическую академию, где находился единственный во всем королевстве зал, обожженный нориусом и защищенный от любой волшбы, творимой в его пределах. Здесь запирали магию и спускали с себя запреты.
Поэтому в лабораторном зале принимали экзамены у студентов, проводились эксперименты, открывались новые заклинания и изучалась физическая магия. Только в этом месте Томар Бай согласился осмотреть меня, чтобы понять, что происходит с ариусом.
Я увидела круглое мрачное помещение без окон, освещенное исключительно природным огнем, отчего толстый слой копоти образовался на потолке и стенах. Здесь были ряды скамеек, как в анатомическом театре, и утопленная в песке сцена, от которой пахло сажей и чем-то гнилым.
Странное место. Темное. Здесь запрещалось находиться тем, в ком не было хотя бы крупицы магии, поэтому уборку проводили сами студенты, а глобальную чистку устраивали всего раз в году: она засчитывалась за один из экзаменов для абитуриентов. Чем дольше продержишься здесь – тем больше шансов поступить.
И все из-за остаточной магии. Она как-то влияла на людей, им мерещилось всякое.
В тот миг, когда Томар открыл дверь, раздался громкий хлопок, и мы все инстинктивно пригнулись, а над нами пролетела огромная фиолетовая клякса, звучно впечатавшаяся в противоположную стену. Она стекла вниз, будто липкий и склизкий слизняк, а за нашими спинами раздалось подавленное «ой!».