Равные звездам

— Они не наркоторговцы, — на лице шамана не дрогнул и мускул. — Они всего лишь выращивают маяку. Под принуждением Дракона, смею заметить. Но вообще-то я ничего не хочу. Я наблюдаю, как ты решаешь проблему, только и всего.

Карина зашипела, словно разъяренная кошка, и оба мужчины, оторвав лбы от земли, испуганно на нее уставились.

— Рис, значит, я Избранная Дочь? — сквозь зубы спросила она. — Давно предсказанная и так далее?

— Ага, — слегка ухмыльнулся он. — Я, кажется, тебе еще вчера о том сказал, в храме Тилоса. В присутствии двоих легитимных свидетелей.

— Ну, тогда переводи, и переводи точно! Готов?

— Кара, ты меня пугаешь, — негромко заметила Цукка. — Может, остынешь сначала немного?

— Рис, передай им мои слова, — Карина не обратила на слова подруги никакого внимания. — Маяка — зло и мерзость перед лицом… э-э-э, духов. Тот, кто выращивает ее, виновен в убийстве так же, как виновен человек, ударивший другого ножом. Перед лицом богов я заявляю: выращивающие маяку правосудия недостойны и не имеют права его искать! Все остается как есть. Господин Кучум не получит свои деньги и должен забыть о справедливости и несправедливости. Путь оба уходят домой и передают всем мои слова: тот, кто выращивает маяку, проклят перед богами, и очиститься может, только уничтожив все ее запасы и никогда больше не выращивая ее! Я сказала.

Часть зевак вокруг площади, очевидно, понимающих общий, возбужденно загалдела еще до того, как Панариши закончил переводить. Господин Мамай принялся что-то втолковывать остальным старейшинам. А когда шаман закончил, зашумели и остальные. Смуглые лица истца и ответчика посерели. Они на четвереньках попятились, потом дружно развернулись, вскочили на ноги и пустились наутек. Свидетели рысцой потрусили за ними.

— Что-то мне подсказывает, что Дракону твои слова очень не понравятся, — философски заметила Цукка, присаживаясь на корточки рядом с шаманом. — Спорим, что господин Дурран прибежит выяснять отношения не позже, чем через час? Рис, что скажешь?

— Что несколько преждевременно… — под нос пробормотал тот, но тут же встрепенулся. — Кара, ты понимаешь, что для местных жителей маяка — практически единственный способ заработать деньги? И что если они ее дружно начнут уничтожать, то останутся без самого необходимого. Они даже котелки с масляными лампами покупать не смогут.

— Ты мне сам сказал решить, — Карина внезапно потухла и сгорбилась. — Я решила. Прости, Рис, но если ты хочешь делать по-своему, делай сам. Я не кукла на ниточках, чтобы ходить по чужим тропинкам. Наркотики — зло. Котелки и лампы местных жителей — чьи-то смерти там, у нас дома. Не проси у меня сочувствия для тех, кто выращивает маяку, не дождешься.

— А я разве сказал что-то против? — удивился Панариши. — Просто мне хотелось, чтобы ты осознавала все причины и следствия, связанные с твоими поступками. Ты решила — и замечательно. Боюсь только, последствия окажутся… забавными.

— Возможно, но вряд ли более забавными, чем ты сам, Рис, — Цукка повернулась к нему так, что их лица оказались вровень. — Ты не надейся, мы не забудем, что за тобой должок.

— Должок?

— О себе рассказать ничего не хочешь?

— Торопишься, Цу, — непонятно усмехнулся шаман. — Кара, у тебя, между прочим, еще одна проблемка есть. И уж ее-то ты точно сама себе организовала, за язык никто не тянул.

— Что? Ты о чем?

— О том, — Панариши кивнул в сторону оживленно общающихся между собой старейшин. — Я попросил их подождать, пока ты не свершишь суд. Теперь их очередь.

— Только не говори, что и они меня о чем-то просить хотят! — безнадежно сказала Карина. — Им-то что нужно?

— Как мне помнится, тебе от них кое-что нужно. Сан Мамай! — Панариши махнул рукой. — Сама Карина готова вас выслушать.

Старейшины нерешительно переглянулись и робко приблизились. Еще раз переглянувшись с товарищами, староста деревни подергал себя за бороду, и тяжело вздохнул.

— Момбацу сама Карина! — неуверенно начал он. — По поводу твоего приказа… женщинам ходить простоволосыми…

— Ну? — сумрачно спросила Карина. — Что не так?

— Пожалуйста, скажи, что мы можем оставить все, как раньше! — взмолился Мамай. — Испокон веков наши женщины открывали свои лица и волосы только мужьям и близким родственникам. Открыть лицо постороннему — позор на весь мир! От лица деревни прошу — не отдавай наших женщин на осмеяние!

Внезапно Карине стало смешно. Так смешно, что она едва удержалась от неприличного хихиканья. Она уже напрочь забыла про свою вчерашнюю вспышку, но сейчас смесь почтительного преклонения и мучительного стыда на лицах стариков живо воскресила в памяти ее вчерашнее настроение. Значит, полагаете, что я Избранная Дочь? Или великий шаман? Ну, ребята, я вам покажу, что такое культ личности! Придется вам или учиться думать самостоятельно, или подчиняться моим капризам.