Раз, два, пряжка держится едва… Печальный кипарис. Зло под солнцем. Икс или игрек?

И уплыла в объятиях светловолосого молодого офицера, с веселой улыбкой глядя в лицо своему кавалеру. Несколько минут Таппенс наблюдала за ними, потом перевела взгляд на долговязого молодого летчика, танцующего в паре с тоненькой блондинкой.

— По-моему, Томми, — обратилась она к мужу, — у нас славные дети.

— А вот и Шейла, — сказал Томми и встал навстречу девушке.

Она подошла к их столику. На ней было вечернее платье изумрудного цвета, оттеняющего ее смуглую красоту. Сегодня ее красота казалась сумрачной, и слова, с которыми Шейла обратилась к тем, кто ее сюда пригласил, прозвучали довольно нелюбезно:

— Как видите, я пришла, раз обещала. Но почему вы меня позвали, не представляю себе.

— Потому что мы вам очень симпатизируем, — с улыбкой ответил Томми.

— Правда? Но с какой стати? Я вела себя просто ужасно по отношению к вам обоим. — Она помолчала и тихо добавила: — Спасибо вам.

Таппенс сказала:

— Надо подобрать вам хорошего кавалера для танцев.

— Я не хочу танцевать. Ненавижу танцы. Я пришла просто повидаться с вами.

— Кавалер, которого мы для вас пригласили, вам понравится, — улыбнулась Таппенс.

— Но я… — начала было Шейла. Но не договорила: через зал к ней пробирался Карл фон Дейним.

Шейла стояла как зачарованная.

— Ты… — еле слышно произнесла она.

— Я, собственной персоной, — подтвердил Карл.

В нем произошла какая-то перемена. Шейла смотрела на него, недоумевая. Яркий горячий румянец заливал ее щеки.

— Я знала, что с тобой все в порядке, — чуть дрогнувшим голосом проговорила она. — Но я думала, ты интернирован…

Карл покачал головой.

— Нет причины меня интернировать. Ты должна меня простить, Шейла. Понимаешь ли, я не Карл фон Дейним. Я просто принял его имя, потому что так было нужно.

Он вопросительно оглянулся на Таппенс. Она сказала:

— Продолжайте. Расскажите ей все.

— Карл фон Дейним был моим другом. Мы познакомились в Англии за несколько лет до того. А перед самой войной я возобновил знакомство. Я прибыл тогда в Германию по специальному поручению, связанному с безопасностью нашей страны.

— Ты работал в разведке? — спросила Шейла.

— Да. И вот, когда я там находился, со мной стали происходить странные вещи. Несколько раз мне едва удалось избежать гибели. О моих планах становилось известно там, где это никак не предусматривалось. Я понял, что тут что-то не так, что «гниль», как они это называют, проникла в учреждение, где я работал. Меня предали свои. Мы с Карлом немного походили друг на друга внешне — у меня одна бабка была немка, поэтому я как раз годился для работы в Германии. Карл не был наци. Его интересовала только его работа — химические исследования. И я тоже этим немного занимался. Незадолго до войны он принял решение эмигрировать в Англию. Его братьев посадили в концентрационные лагеря. Он был готов к тому, что на пути в эмиграцию его будут ожидать большие трудности, но все препятствия чудесным образом устранялись. Мне это показалось подозрительным — он делился со мной. С чего бы это властям открывать фон Дейниму дорогу за границу, когда братья его и другие родственники сидят в концлагерях, да и сам он всегда подозревался в антинацистских настроениях? Было похоже, что для чего-то он им нужен в Англии. Между тем мое положение становилось все опаснее. Карл жил в одном доме со мной. Однажды я зашел к нему и, к моему большому огорчению, увидел, что он лежит у себя на кровати мертвый. Он не выдержал обстановки, впал в депрессию и покончил с собой, оставив письмо, которое я прочел и положил себе в карман. Я решил произвести подмену. Мне нужно было выбираться из Германии, а заодно неплохо было бы узнать, почему это Карла так легко выпускали из фатерланда[299]. Я надел на него свою одежду и положил тело на свою кровать. Лицо его было изуродовано, так как он убил себя выстрелом в голову. А наша квартирная хозяйка, я знал, была подслеповата.

С документами на имя Карла фон Дейнима я приехал в Англию и отправился по адресу, который ему дали. Это был пансион «Сан-Суси».

Живя там, я все время играл роль, ни на минуту не забываясь. Оказалось, что для меня было готово место на химическом заводе. Сначала я решил, что меня планируется постепенно опутать и сделать нацистским агентом… Но позднее стало ясно, что моему другу была уготована роль козла отпущения. Когда меня арестовали по подложным уликам, я ничего не сказал. Я считал, что открыть, кто я, надо как можно позже, чтобы успеть побольше проведать. А несколько дней назад меня узнал один из наших людей, и так правда вышла наружу.

Шейла с укором проговорила:

— Мне ты должен был сказать.

Он мягко, ответил:

— Если ты в самом деле так думаешь, мне очень жаль.

Он заглянул ей в глаза. Ее взгляд выражал гордость и гнев. Но постепенно гнев ушел, и она согласилась:

— Да, наверно, ты поступил так, как и следовало…

— Милая… — Он не дал себе воли и только предложил: — Пошли потанцуем?

Они ушли. Таппенс вздохнула.

— Ты о чем? — спросил ее Томми.

— Будем надеяться, что Шейла не перестанет его любить, оттого что он больше не отверженный и всеми гонимый беженец.