Раз ошибка, два ошибка… Дело о трёхголовой змее

– Спасибо! – словно в трансе я беру бутылку и иду к выходу. Понг прижимается к моим ногам. Пинг лает позади.

– Подождите!

Мы разворачиваемся.

– Вы забыли листовки! – Она протягивает нам стопку. – Котам нужен дом. К концу недели нам придётся принять непростое решение.

– Вы же не усыпите их на самом деле? – спрашиваю я.

Улыбка мисс Лэйси пропадает.

– Мы должны найти им дом, – повторяет она и машет нам листовками.

Рене бросается к стойке и забирает их. Мы рассовываем бумажки по карманам.

– Спасибо вам от лица всех наших кошек, – мисс Лэйси машет рукой, а потом бросает на прощание: – Пока, Микки. Я буду скучать по тебе.

Выходить замуж за саму себя. Как это вообще могло ей в голову прийти?

День первый. Ошибка девятая

На обратном пути Рене отдаёт мне бутылку с Микки.

– Неси его сам.

Вполне разумно: у меня на поводке пёс спокойнее, чем у неё. И если сунуть бутылку под мышку, её не будет сильно трясти. Впервые в жизни Рене нечего сказать.

Я подшучиваю над ней, чтобы хоть немного развеселить.

– Только представь, как покупаешь кольцо самой себе.

– Ей никто и никогда не подарит кольца. – Рене решительно шагает вперёд, не глядя на меня. – У этой женщины нет сердца.

– Она любит кошек.

– Нет, не любит. Если кошек не разберут до понедельника, она усыпит их всех!

– Она не говорила такого. К тому же она любит змей.

– Как и Медуза Горгона, у которой змеи росли из головы.

– Ха, удачная шутка. – Но Рене не улыбается в ответ. За ней не поспевает даже Пинг.

– Ну всё. – Она решительно взмахивает рукой. – Мы просто обязаны заставить людей разобрать всех кошек.

– Обязательно. Мы раздадим листовки. Поговорим со всеми.

Пинг высовывает язык. Понг тяжело дышит.

– Может, спустимся к реке? Посидим, передохнём? – предлагаю я. – Кажется, собаки выбились из сил.

Она вздыхает.

– Хорошо.

«Хорошо» – это не «Конечно, давай!» и даже не «Отличная идея!» Но и собакам, и мне нужен отдых. У реки есть небольшой парк, идеальное место для отдыха.

Красно-золотая листва прячет небольшой овраг от людских глаз. Но я-то знаю, где лестница. Правда, не уверен, стоит ли вести Понга вниз. Лестница выстлана металлической решёткой, местами неровной и острой.

– Не знаю, каково ступать по ней лапами, – говорю я. – Давай просто спустимся по склону.

Я начинаю скользить вниз. Понг тянет меня за собой. В итоге я просто съезжаю на пятой точке, прижимая к груди бутылку с Микки.

Вода бежит по бетонной трубе, широкой настолько, что по ней можно проехать на небольшой машинке. Она пролегает под дорогой, огибает выступ из кирпича, проходит через овраг и заканчивается небольшим водопадом. Вода пенится и журчит меж камней, часть из которых покрыта граффити. Я так устал, что просто сажусь на большой плоский камень и ставлю бутылку с Микки рядом. Потом немного ослабляю поводок, и Понг начинает принюхиваться к кустам, которые растут вдоль кромки воды.

Пинг, как обычно, скачет как сумасшедший. Он тащит Рене по камням, обнюхивает кусты до тех пор, пока не находит идеальное место и не начинает копать, раскидывая землю.

– Привет, Аттила, – вдруг говорит Рене. – Что ты здесь делаешь?

Её брат вытягивается почти во весь рост, немного склонив при этом голову. Ирокез у него сантиметров тридцать длиной и упирается в изгиб трубы. На Аттиле чёрная толстовка, низ которой подвёрнут, хотя на улице не очень-то тепло. Рукава толстовки обтягивают его бицепсы, а в руке он сжимает баллончик краски.

– А сама как думаешь?

Я снова встаю, и мы с Понгом плетёмся к Аттиле. В трубе красуется граффити – трёхголовая змея с высунутыми алыми языками, ярко-зелёным телом с пятнами цвета заходящего солнца. Я разеваю рот.

– Потрясающе. Как настоящая.

– Это мифическое создание, – ворчит Рене. – В природе таких нет.

– Я знаю. Но каждая голова как будто настоящая… – Змея очень похожа на питона, цветом – один в один, только в три раза больше и с тремя головами.

– Аттила, ты рисуешь с натуры?

– Неа! Иногда сама жизнь вдохновляет меня. Я могу рисовать с фотографии. Но не с натуры.

– Зачем ты всегда это делаешь? – требует ответа Рене, вскидывая руки на рисунок. – У тебя будут проблемы. Мама с папой снова начнут ссориться.

Аттила хмурится.

– Я просто не могу сдержаться при виде такого большого полотна. – Он разводит руками почти так же, как Рене. Кажется, это семейное. – Во мне живёт то, что невозможно вместить в небольшой квадрат или прямоугольник. Мои идеи масштабны и должны иметь такое же масштабное воплощение.

– Но это незаконно!

– Никто не увидит. Да и посмотри на эти камни. Люди всё время оставляют на них надписи. Это тоже граффити.