Раз пенёк, два пенёк

 Гостивший у Малофея, Боря Суслонов чуть не подавился самогонкой. Выронив стакан, водитель автобуса истово перекрестился. Хозяин последовал его примеру и, между делом, посмотрел на ходики. Стрелки показывали пол-одиннадцатого вечера.

 Иван Иваныч засиделся у старого друга. Переговорили обо всём. Непонятные события, наводящие страх на «несознательных жителей», товарищи обсудили со всех сторон, но к ясному пониманию ситуации, в отличие от Ефимова, так и не пришли.

 - У нас в Березняках теперь после заката – комендантский час. Редко кого на улице увидишь. Да что там люди - собаки, понимаешь, собаки во дворе оставаться на ночь боятся! У соседей овчарка, на что уж здорова, а... как только солнце садится, такой вой подымает! Мистика прямо какая-то! – директор хмуро вертел в ладонях стакан с остывшим уже чаем.

 - Не так просто всё, Наум, не так просто, - соглашался с другом доктор.

 За откровенной беседой приятели наполовину опустошили самовар.

 - Ну, что ж, пора и честь знать. Пойду уже, - врач поднялся со стула.

 - Я провожу, Ваня, - хозяин отодвинул чай.

 Вдруг громкий стук в дверь заставил обоих товарищей вздрогнуть.

 - Наум Лаврентьич, Наум Лаврентьич! – раздавалось со двора. Похоже, посетителю было невтерпёж.

 - Кого ещё там нелёгкая принесла? – пробурчал недовольно директор.

 Нарушителем спокойствия оказался Панкратыч. Он стоял на крыльце, воровато оглядываясь по сторонам.

 - Чего тебе? – Грендельман вытаращился на неожиданного гостя.

 - Где участковый? – бывший плотник даже не поздоровался.

 - Там, где надо, - разом осадил его директор, - ты чего хотел-то, болезный?

 - Важная информация. Конфеди… конфиде… - Панкратыч тяжело дышал.

 - Говори уже, Штирлиц! Это свой, - махнул рукой в сторону доктора хозяин.

 Мстительный плотник выложил всё, что подслушал под дверями. Дескать, нужно предотвратить акт вандализма и противозаконные действия молодых хулиганов.

 Грендельман, выслушав признание стукача, похлопал его по плечу:

 - Молодец, хорошо, что сказал. Меры примем обязательно. Иди, ложись спать, поздно уже.

 И только теперь Панкратыч сообразил, что путь домой ему заказан! За подобную выходку Петя может легко рожу начистить. Да и этот, кавказец – опасный человек. Вона, как глаза горят! Нет, домой нельзя.

 - Лаврентьич, а за информацию… вознаграждение какое-нибудь положено? – полюбопытствовал предатель.

 - Трёшку, на вот, - презрительно ответил директор.

 Иуда, воистину! Грендельман не желал больше разговаривать с Панкратычем и демонстративно отвернулся от него. Длинноносый пьяница растворился в сумерках.

 Наум Лаврентьевич криво усмехнулся:

 - Видал, какие у нас сознательные граждане имеются? Друга сдал за трёшницу, тьфу! Придётся поставить в курс участкового. А ты передай этим архаровцам, чтобы не занимались ерундой. Добро, Ваня?

 Фельдшер, молча, кивнул в ответ.

 Панкратыч купил самогонки - Павла обогатилась ещё на три рубля. Взяв спиртное, мужчина прикинул: куда податься в столь поздний час? Ответ напрашивался сам собой. Ну, конечно, к Малофею! Бывший плотник бодро зашагал по лужам – недавно прошёл короткий летний дождь.

 Он уже подходил к дому старого охотника, когда услышал ужасный крик. Самогонка выпала из рук Панкратыча, а сердце провалилось куда-то в низ живота. Руководствуясь древним инстинктом самосохранения, мужчина нырнул в придорожный бурьян. Никак, упырь людей убивает?

 Он долгое время лежал неподвижно - затаившись, будто ящерица. Наконец, страх отпустил трусоватого Панкратыча. Плотник отыскал обронённую бутылку и поспешил в гости к деду Малофею, окно избы которого мерцало тусклым светом.

 Шрам очнулся от сна резко, словно вынырнул из омута. Внимательно прислушался – тишина, только Гендос, лёжа на животе, посапывает в вещмешок. Иван посмотрел на светящийся циферблат. Стрелки показывали первый час ночи.

 Шрам проснулся от нехорошего ощущения: словно кто-то, или что-то - находится рядом, неподалёку. А своим чувствам Иван привык доверять. Сколько раз выручала его звериная чуйка!

 Он ткнул Гендоса. Тот, невнятно что-то буркнув, повернулся на бок. Шрам потряс товарища за плечо. Генка открыл сонные глаза и хотел уже выразить своё недовольство, но Иван вовремя прикрыл ему рот рукой.

 - Тссс!

 Гендос врубился сходу и затих.

 Шрам наклонился к приятелю, прошептал еле слышно, в самое ухо:

 - В окно поляну паси. Я на воздух выйду, гляну.

 Иван поднялся легко и бесшумно, словно рысь. Достал из-за голенища кирзового сапога «финку», чуть приоткрыл люк и скользнул в щель.

 Генка тем временем подошёл к окну. Он внимательно осмотрел видимую зону, но ничего подозрительного не заметил. Прислушался, подставив ладонь к уху. Тихо, как в гробу! Мрачная ассоциация, внезапно пришедшая в голову, заставила парня нервно поёжиться.

 Вдруг раздался глухой удар. И снова тишина. Спустя минуту Генкино ухо уловило странные звуки. Будто собака лакала из миски, чавкая и урча.

 Гендосу сделалось страшно. Он стал молиться Богу, первый раз в жизни, бормоча про себя: « Господи, спаси меня, Господи, спаси меня!» Молитва его шла от самого сердца, парню отчаянно хотелось жить.