Разбег

А ведь у парнишки дело-то, наверное, первое — мелькнуло в голове. Вон как переживает, бедняга. Энтузиаст. А хватки-то нет, профессионализма не видать пока. Нет, никак не похоже, чтобы он мог что-то знать — и придержать при себе, не выложить сразу. Да и зачем бы ему?

— Вы хотели со мной поговорить, — напомнил адвокат уже слегка нетерпеливо и чуть ли не просительно. — О чём?

Я откашлялся. Совсем отвык говорить, черт возьми.

— Хотел разузнать о тактике, — голос все равно звучал хрипловато. — О тактике защиты, которую вы запланировали. Вы… ведь планируете что-нибудь?

Адвокат покраснел, ей-богу. Краснеющий юрист — да, это было что-то.

— О тактике! — воскликнул он, широко, театрально разводя руками. — Вы хотите услышать от меня о тактике! Вы не дали мне ни зацепочки, ни крошечного факта, который я мог бы использовать, не сказали ни словечка — а теперь хотите знать о тактике!

Никакого плана у него не было и в помине, это отчётливо читалось под его преувеличенным возмущением. Да, адвокат мне попался — тот ещё подарочек.

— Но ещё не поздно, впрочем, — заговорил он торопливо, придвигаясь ко мне. — Я очень рад, что вы одумались, правда. Только поймите и другое, молодой человек. Доверие, только доверие может быть основой наших взаимоотношений. Составим, непременно составим мы с вами планчик. Не сразу, конечно. Мне нужна информация, понимаете ли. Вам нет смысла скрывать что-то от меня; я не использую её вам во вред, поверьте. Вы расскажете мне сейчас всё подробненько, по порядочку. И мы разработаем тактику. Мы ещё им всем покажем!

Я смотрел на него пристально, не отрываясь. Показной энтузиазм, натянутая мина при плохой игре. Нет, нету у него никакой заначки в рукаве. Весь он тут, вот, как на ладони.

Но что же тогда мог означать тот разговор?

Кому-то мой "защитник" сливал информацию. И для меня сейчас даже не важно — кому. Гораздо важнее, откуда он эту информацию взял. Если своих источников и своих планов у него нет — значит, он болтал о том, что узнал от следователей.

Я всё же ещё спросил:

— Так у вас нет никаких наметок? Может, что-нибудь неожиданное? Какой-нибудь, ммм… эффектный ход?

— Вы имеете в виду что-то конкретное? — оживился адвокат.

Я покачал головой.

Защитник мой вздохнул печально.

— Я не чудотворец, простите. Единственным по-настоящему эффектным ходом могло бы стать возвращение денег. Или хотя бы арест ваших сообщников — тогда бы мы поработали над тем, чтобы вам досталась не ведущая роль в этом деле. Но это возможно только с вашей помощью, а вы не хотите меня слушать. Может, обсудим изменение вашей линии поведения? Пока не поздно, э?

— Спасибо, — сказал я. — Я выяснил всё, что хотел.

Я, конечно, устроил себе-таки проблемы. На радостях, что я открыл рот, следаки тут же закатили мне ещё один допрос — круче прежнего; и долго-долго не могли смириться со своим очередным поражением.

Однако их ждало разочарование.

Я молчал.

И отправился в камеру с чётким ощущением, что сегодня со мной случилась слуховая галлюцинация.

В камере я рухнул на койку и тут же уснул — будто провалился в бездонную, наполненную вязкой, тягучей жижей яму.

***

Посреди ночи я проснулся, как от толчка, весь в испарине.

Слова и фразы подслушанного разговора плавали перед глазами, будто написанные огненными письменами.

Брат. Нейродрайв. Летал раньше… тоже.

"Есть информация, что брат", — вот как он сказал.

У адвоката — моего адвоката — своей информации нет и быть не может по определению. Ему известно то, что известно следствию.

"Кое-что. Вроде бы, уже летал раньше. Тоже. Есть информация, что брат у него бывший… не проверить… именно."

Нет, это не галлюцинации.

Но откуда?

Предположение о том, что меня догнала "психическая" ориентировка, я уже отверг. Не пляшет. Пусть даже следствию невыгодно признать меня психом — допустим. Не такая уж проблема для суда; в конце концов, в документах уже есть отметка психиатра. Но за любые сведения обо мне полиция ухватилась бы, как за манну небесную. У них же дело голое, как столб в чистом поле. Нет, не знают они обо мне ничего; точно — не знают. Какие-то урывки на уровне сплетен.

Так откуда?

Допустим, меня нашла мать. Та же схема. Мимо — по тем же причинам.

"Есть информация, что брат, но это…"

Но это — что? Не подтверждено? Закрытые сведения?

"Есть информация".

Если не по моей линии — то только из банды, от стукача.

Это выглядело бы реально — стукач постарался бы дать такие подробности, хотя бы ради того, чтобы к его информации отнеслись серьёзно. И оговорка "не проверить" тут в тему. Рассказал, что знал.

Но.

Для этого он должен был такие подробности знать.

И ещё один момент. При том количестве усилий, которые положили следователи, чтобы раскрутить меня на дачу показаний, этой информацией они не воспользовались ни разу.

Неправдоподобно.

Если только…

Если только не оберегали столь трепетно своего стукача.

Или им велели оберегать.

Меня пробрал озноб.

Два человека во всем мире знали и о моем брате, и о полете с симбионтом.

Моя мать… и Кот.