Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями

– Ну и славненько, – взъерошила ему волосы на голове и везде, где попало, взбалмошная девица. – Мир?

– Мир, – вздохнул Рокотов. – …Знаешь, милая, что меня в тебе пуще всего удивляет? – срезая «острые углы» и идя на компромисс, сменил он тематику общения.

– Знаю: моя развязность.

– Бе-бе-бе! А вот и не угадала! – по-детски дразнясь, показал ей язык Рокотов. – Хотя я не против фривольности, ибо от неё и мне перепадает лакомая клубничка. Нет, поражает нечто другое…Вот ты эгоцентричная, зацикленная на самоудовлетворении, и вдруг проявляешь такую трогательную заботу о подружке. Парадокс, не так ли?

– А вот и нетушки, – последовало возражение со второй половины кровати. – Не вижу противоречия. Ведь противоположности притягиваются. Милена – это я наоборот. Она очень добрая! – потеплели красивые, но дерзкие карие очи балованной стервы. – По некоторым причинам, частично тебе ставшим понятными, – вздохнула Диана, – мне не дано стать матерью. И Миле тоже, вроде бы, не дано: из-за сердечной недостаточности она может умереть, не дотянув даже до родов… Тем не менее, она и забеременела, и отказалась от всяких реторт и суррогатных матерей. Вынашивает сына. Дурочка!…Единственная дурочка, которую мне жаль в этой идиотски устроенной вселенской толкотне локтями…

– Толкотня локтями? – чисто профессионально подметил журналист. – Образно сказано, Ди! – одобрил он.

– Сказано образно, но не мной. И не Миленой. Так её отец говорит, – потянувшись как-то по-русалочьи, от кончиков волос до пяток, проговорила Лонская. – Юр, давай минуток на пять впадём в отключку. Йес? Я после актика люблю вздремнуть. Потому что соснё-ёшь, и опя-яать захочется а-актика, – уже в полудрёме проворковала она, поворачиваясь на бок и закрывая глаза.

И любовники «разбрелись» по разные половинки ложа…

Беспечность и сонная вальяжность Дианы была напускной – она вовсе не уснула. Про себя она всерьёз озаботилась тем, что ей делать дальше. Если в принципиальном плане побег от Лонского был делом решённым, то сам момент разрыва был выбран ею не слишком удачно. Поспешно. Под влиянием эмоций. Равно как и многие другие поступки импульсивной по природе «манкой вещички».

Спровоцировало её на спонтанное бегство то, что она завладела компроматом на Лонского. О добыче порочащих сведений она заранее условилась со своим любовником Коданским. Оплошность же заключалась в том, что в настоящее время Коданский находился с визитом в Китае. И до его возвращения Диане надо было «как-то перебиться». Оттого она и ухватилась за «соломинку» в виде предложения Рокотова.

Лонская осторожно взглянула на Юрия: тот мерно сопел носом. Она протянула руку к тумбочке и взяла с неё свою дамскую сумочку. Оттуда Диана извлекла гигиенический тампон, в котором прятала миниатюрное электронное устройство в виде мушки-дрозофилы – технический носитель компромата. В мушку был вмонтирован микропроцессор с записывающей камерой, настроенный на автоматическое включение и видеопоиск при звучании голоса Льва Лонского. Девушка особым образом поместила мушку в тампон, который затем ввела в полость, расположенную между крайним влагалищем и анальным отверстием. Древнекитайские мудрецы пафосно окрестили бы эту полость «розовеющим ущельем». Более прагматичная и знающая себе цену студентка данное «пикантное вместилище» про себя называла «Сезам-2». И Сезам-2 принял и укрыл то, за что Лев Максимович Лонской без колебаний раскошелился бы очень и очень щедро.

2

Восстановив тонус в квартире Асеевых, Рокотов и Лонская после «семейного совета» отправились в резиденцию Рокецкого. Диану охрана пропустила только до приёмной магната. Непосредственно «к высочайшему телу» допустили одного Рокотова. Да и то не сразу. «Вадим Юрьевич занят», – играя глазками, шепнул журналисту «бывшая фаворитка» босса секретарь Зиновий Пунькин, которого в финансовой компании звали «секритутка Зинка».

Магнат всероссийского значения Рокецкий Вадим Юрьевич не спешил принять творческого лидера своего медиа-холдинга. Он крутился в кабинете перед трельяжем, замазывая тональным кремом прыщик на кончике носа. Трельяж был изготовлен по индивидуальному заказу и подогнан под рост и вес Рокецкого, равнявшихся, соответственно, ста пятидесяти трём сантиметрам и ста одному килограмму.

Покончив с прыщиком, магнат чуть подбриолинил волосы и расчёской аккуратно подправил проборчик. Наводя заключительные штрихи в причёске, он поправил кокетливый чубчик и освежился дорогими французскими духами. Священнодействуя над собой, Вадим Юрьевич напевал музыкальную фразу из английского шлягера: «Возьми меня скорее, милый!», и предвкушал, как это с ним проделает грядущим вечером активный (ну очень активный!) телохранитель Сёма Бакулин.

В свете сказанного становится более или менее ясным, почему в

высшем свете одни звали Рокецкого Полуметросексуалом, а вторые – Сладеньким Мерзавчиком. Лонской же относительно Вадима Юрьевича кратко замечал: «Личность, педерастическая во всех отношениях».