Разбитая любовь

— Конечно, — я погладила ее по голове, отводя синюю выпускную мантию от своего липкого тела. Легкий ветерок касался тех мест, где не было моего короткого черного платья. Вместо каблуков я надела кеды, выбирая комфорт. Я никогда не любила каблуки, но после аварии моя травмированная нога болела даже в обычной обуви, так что каблуки были бы пыткой.

Пока Рис исполняла свою маленькую программу, состоящую из прыжка, поворота и тряски помпонами, я хлопала в ладоши, что вдохновляло ее повторить все снова.

— Еще одна Холлоуэй, которую мне предстоит направлять и формировать, — усмехнулась Стиви, качая головой. — Нужно браться с младенчества, так легче выбить ужасные идеалы.

— Ты имеешь в виду, что испортишь ее.

— Помидор или томат — какая разница, — Стиви хлопала вместе со мной, когда Рис снова закончила свой танец.

— Джей-Джей! — мама и папа подошли ближе, обнимая меня. — Мы так тобой гордимся.

— Потому что я действительно закончила школу?

— Примерно так, — папа обнял меня за плечи. — Ты была у нас первой, поэтому наши ожидания были невысокими.

— Замолчи, — я рассмеялась, толкая его бедром, зная, что на самом деле все было наоборот. Они возлагали на меня слишком большое давление. Они были молоды, когда родилась я. Мне достались строгие родители, а Рис — легкие и веселые. Мы с папой всегда были близки, хотя в последнее время все было немного неспокойно, наши отношения переживали некоторые трудности роста. Смена моего характера не была гладким путем.

Папа рассмеялся, поцеловав меня в висок, в то время как девушки и учителя открыто пялились на него. В свои тридцать девять Ной Холлоуэй был высоким, красивым и подтянутым благодаря своей работе помощником футбольного тренера. У него были взлохмаченные светло-каштановые волосы и стальные голубые глаза. Меня всегда беспокоило то, сколько внимания ему уделяли женщины всех возрастов, хотя он смотрел только на мою мать и постоянно повторял, что ему "досталась" лучшая. Моя мама, Эми Холлоуэй, была не менее привлекательной, с темно-каштановыми волосами до плеч и карими глазами, ее фигура была подтянута благодаря постоянным велопрогулкам. Нельзя отрицать, что у меня отличные гены.

— Моя малышка — выпускница… Когда это произошло? — мама обняла меня, ее глаза наполнились слезами. Она отстранилась, но не убрала руки с моих плеч. — Я так тобой горжусь.

— Спасибо, мам.

Я знала, что ее слезы означали больше, чем просто выпускной. Чистая случайность, что я вообще здесь стою, а не сижу в инвалидной коляске. Прошли месяцы борьбы, прежде чем я снова начала ходить, но хромота все еще со мной. По счастливой случайности, я выжила после аварии, что делает этот момент еще более значимым.

— Мам, не надо, — я покачала головой.

— Прости… — всхлипнула она. — Я так рада, что мы здесь. Ты здесь, — ее ладонь скользнула по моим длинным каштановым волосам.

— Я знаю, — я накрыла ее руку своей, остро осознавая хрупкость жизни, возможность того, что это могли бы быть поминки, а не праздник.

— Ну хватит, теперь я хочу поздравить свою внучку, — бабушка Несса оттеснила мою маму в сторону и крепко обняла. Мама отца — властная и контролирующая женщина. Я люблю ее, но не особенно близка ни с ней, ни с дедушкой Ти, который обнял меня скованно. Они полная противоположность моей бабушке Пенни, маме мамы. После смерти дедушки Джеймерсон она превратилась в свободного человека, который постоянно путешествует со своей группой по игре в бинго и занимается такими экстремальными видами спорта, как прыжки с парашютом и парасейлинг. Она — мой пример для подражания.

— Я так рада за тебя, моя красавица, — бабуля Пенни прижала меня к своему мягкому телу. Любовь и тепло исходили от нее волнами. Она крепко держала меня, шепча на ухо: — Знаю, дома у нас будет небольшая вечеринка, прежде чем ты отправишься куда-нибудь праздновать с друзьями, — я не стала поправлять ее, говоря, что пойду с одной подругой, а не «друзьями». — Но прежде чем тебя утащат, мне кажется, тут есть кое-кто, кто тоже хотел бы тебя поздравить, — не предупредив, она сильнее обычного для шестидесятипятилетней женщины сдавила мне руки и резко развернула.

В мгновение ока вся моя вселенная сосредоточилась на силуэте, державшемся в стороне, опершись о дерево возле мемориального фонтана Колтона. Сердце и дыхание участились.

Он здесь.

Ростом метр девяносто, с ярко-голубыми глазами, виднеющимися из-под кепки, татуировками, легкой щетиной, широкими плечами и едва заметной усмешкой, трогающей левую щеку, Хантер Харрис олицетворял собой все самое сексуальное и опасное, чего я когда-либо желала в парне. За последние девять месяцев я поняла, что перед таким сочетанием у меня нет никакой защиты.

Одетый в серую футболку, темно-синие джинсы и черные сапоги для верховой езды, словно погода не имела над ним никакой власти, он выглядел спокойным и сдержанным.

«Черт. Как я могла забыть, насколько он невероятно красив?»