Разбитая наковальня

Там, где удар пламенный пришёлся, не оставалось в твари жизни. Тлела одержимая плоть, в прах рассыпалась до кости корявой. Гремели цепи на рабских запястьях, один удар чуть замедлили весом своим – и пал конь, лишившись головы об тесаки-когти. Во всё горло заорал сын раба, продолжая чудовище резать. Один удар ответный прошёлся мимо его внимания – и рассёк парню живот. Боль принизив, он сердце стекла, камня и пепла одержимой твари поделил. Ушёл последний холод.

Пропала тёмная сила, потухла жажда крови, лишь пустота тянулась к сражённой Игне заместо великих свершений. В воспоминаниях разделила мастерица участь слабого духом, немощного перед даром от дитя Междумирья. Всякого одержимого судьба едина: покуда гниёт сознание, душа и тело, до тех пор демон совершенен и почти непобедим. Чудовище он слепит из слабого своего сосуда, сведя ум в одну простую точку, а тех, кто тень прежнего себя сохранить успел остатком воли, меняет изнутри, лишь ядом сомнений и тревог руководя им. Легенды помнят тёмный век, век власти Загоризонта над людьми; легенды, но не люди.

К лошади безглавой присел сын раба, последний вздох издал, рассматривая три солнца… И помер. Как народ его вернулся, как увиденное осознал, так и похоронил на самом холме наездника и чёрного коня. Каменной плитой закрыли неглубокую могилу, дали спасителю имя, высеченное в камне: Анау, – что значило и значить будет: «Свободный».

С тех пор прошли века, и место сие стало зелено и живо, точкой света в царстве тьмы засияло, куда поныне народ белых солнц ходил, как к месту святому. Не раз спасал крохотный оазис всякого путника, что блуждал в пустыне сомнений и тревог. В тени одинокого древа, у могучих корней псом сторожевым, голову на каменную плиту сложив, конь лежал, ветрам гриву чёрную доверив. Ни седла на нём, ни поводьев, будто дикий, неприрученный. А рядом с ним, разглядывая костяной гребень, собственную поделку времён далёких, сидел Анау, дожидаясь встречи с очередным сбившимся с пути.

– Анау… – имя того, кто душу спас. – Бузула – имя того, кто вырвал из оков. – Хиду – имя того, кто секрет страшный доверил. – Лаи – имя той, кто кров дала и в деревню приняла. – Ленна – имя той, кто умом великим мир постигает. – Зань – имя той, кто сердцем понимает. – Регол… – имя того, кто жизнь дал и любовь.

И ещё полчища имён в уме воскресли, лица стали их чисты от ядовитой копоти – очнулась мастерица! Поспешил уже отдалиться чуть народ кочевников по воле немого Анау. Всё так же держала Игна руку свою своенравную, в зубах осколок Гибели сжимала, не подпускала демона к сердцу. Та решимость, та ясность, что согревала кровь, вот-вот вспыхнуть должна, задев пошатнувшийся дух. Теперь демона слова – лишь искра, от которой душа смертная может воспылать. Но справится ли мастерица? Готова ли отринуть силу чужую и заиметь свою? Твердил всё чёрт:

– Ты без меня – ничто! Всего лишь труп, про смерть свою забывший! Весь человеческий род нам будет пиром! Мы вырвем душу твою, и даже Той, Что Забирает ты не достанешься! Впусти меня сейчас же, жалкая девка!

Закричала мастерица сквозь проклятия:

– Ты, отродье, отнял у меня их имена! Я уйду, но тебя здесь не оставлю, демон! Я отказываюсь от твоего предложения и тебя сейчас сражу!

Сияющий огонь пожрал обоих. Прекрасное пламя, идущее из груди, опалило мастерице нутро, разогнало тени и мрак прожгло. Междумирова тварь, страшно визжа, сбежать желала к душе иной, слабой, но Игна рукой горящей за хвост проклятие живое схватила, подтянула, прибила лоб его к земле куском клинка, чтоб неповадно было даже думать о побеге. Клинок с себя мрак весь сбросил, о крови человеческой забыл и засиял, став решимости горячим продолжением. Стон отчаяния – чёрта песня последняя, пламя духа по телу дымчатому его шло и разрасталось пеленой пожара. Так и сожгла Игна Стук создание злых богов, не оставив от него даже пепла.

Не молись божествам – детям пустых надежд и заученных действий. Не уповай на тысячелетних деспотов в вуалях звёзд и мантиях света. Не верь демоновым словам, не слушай и не говори за ними. Не молись на нас, равных тебе во всём. Не жди судьбы, не доверяй случаю. Ты есть сосредоточение всех сил и смыслов. Ты есть Человечество.

– …Я есмь Человечество… – вырвалось из широкой груди вслед за шёпотом золотых врат.