Разбитая наковальня

– Он – не один из нас. – Небесные Корни прищурился. – Не один из богов, не один из двуногих. Он – чужой, во многих смыслах, может, даже во всех. – Он говорил громко и чётко, косясь на обнажённые когти Лапы. – Старик был прав: мы ошиблись. Тот, кто стоит перед вами, – не наш господин, а лишь его кривое подобие. И вы смело пойдёте за плодом собственного обмана? Скажи им, фальшивый бог, – рогами он кивнул на повелителя, – чего ты на самом деле желаешь?

Владыка молчал: не знал, что ответить. Желания ему ещё были недоступны, и лишь цели беспокоили его пробуждённый разум. Цель очевидна: обрести свободу, вернуть силу… Сбросить оковы острова, перебраться на большую землю, но что после? Найдётся ли та мечта, за которую можно будет пустить кровь – свою и чужую?

– Посмотрите на него, – продолжил олень, – взгляните в эту смятенную, но отравленную человеческим душу. Впереди его ждут мёртвые, сотни, тысячи. Вашими зубами и зубами таких же рабов он будет резать, ломать и толочь всё, что попадётся. Он – не создатель, а лишь разрушитель.

Господин слушал оленя, не решаясь перебивать. Небесные Корни явно знал больше, чем следовало бы, и правильнее будет убить его на месте, здесь и сейчас. Лапа оскалилась:

– Только скажите, и он – покойник.

«Если моё слово не будет иметь веса, – подумал повелитель, – среди свиты не останется ко мне доверия. Буду я просто лживым двуногим».

– Прежде чем я отпущу тебя, – наконец молвил властитель, – скажи мне: а чего хочешь ты? Неужели ты не жаждешь обрести свободу, разделив со мной путь? Или та цепь, на которой ты сидишь, – и есть свобода?

– Я снова свободен, – гордо ответил Небесные Корни. – Под ногами моими – земля, что кормит и поит меня. Небо, которого я касаюсь рогами, роняет капли дождя, даруя жизнь и размывая смерть. Мир, частью которого я сам являюсь, защищает меня. Я – чистота, что ты не запятнаешь. Я – звено множества цепей, коих тебе не разорвать.

– И ты действительно думаешь, что одолеешь меня?

– Я или иной – тебя одолеют. Запомни мои слова, тень бога. В последнюю нашу встречу ты сам будешь молить меня о смерти. Ведь существование твоё не может иметь того конца, что ты возжелаешь. Когда ты потеряешь всех своих слуг, когда мир содрогнётся от твоих деяний, мы встретимся в последний раз.

Господин молчал. Небесные Корни взглянул на поддельное божество, легко поклонился тем, кого нехотя звал товарищами, развернулся и побежал навстречу ветрам. Лапа, не дождавшись приказа, сорвалась за ним, но владыка одним лишь взглядом приковал её к месту.

– Пусть идёт, – сказал он.

– Но ведь… – кошачья царица была в смятении, – а как же…

– Я дал слово, что не стану препятствовать. – И вновь господин пожалел о собственном обещании. – Я всегда держу своё слово, запомните это. К тому же… – он коснулся сморщенного лба, – теперь мне есть над чем подумать. Время покажет, насколько правдивы твои слова, – обратился он к удаляющемуся цокоту копыт в лесной чаще.

– Так что, Ушко… – Хвост ползал вокруг кролика, и каждое кольцо чешуйчатой спирали было ýже предыдущего, – тоже хочешь сбежать?

– Н-нет! – он замотал головой. – Я, я останусь. Буду слышать всё, что говорят о господине. Б-буду знать наперёд, в ком теплится вера, а в ком растёт ненависть к вам, о великий. Сердца не врут.

– А Небесные Корни врал, прежде чем уйти? – поинтересовался господин у дрожащего слуги.

– Он был искренен с вами, о великий.

Не успел владыка вновь нырнуть в раздумья, как краем глаза увидел тёмный силуэт, что приближался к нему и его свите. Властитель быстро обернулся, уже держа в руках ритуальный кинжал, но фигура всё так же медленно шла, оставаясь где-то на периферии. Слуги ощущали присутствие незваного гостя: Лапа зарычала, обнажая клыки и когти, пока остальные с визгом, шипением и писком попрятались за спину господина.

– Трусы! – воскликнула Лапа, встав между владыкой и неизвестной угрозой. – Бестолковые трусы!

– Не вини их, – негромко сказал повелитель. – Их страх естественен. Природой им велено бояться приближающейся смерти.

Он смог увидеть локон седых волос, покинувших балахон, а после почувствовал дыхание холодное, как злая зима, и бесстрастное, как настигнувший моряка шторм. Он не слышал её голос, но мог разобрать слова:

– Приветствую тебя, незнакомец. Хотя незнакомец ли?

– Здравствуй, о Смерть, – господин кивнул гостье.

Он пытался разглядеть богиню, что отделяет вечную душу от временной плоти, но образ её ускользал в самый последний момент.

– Зачем ты хочешь увидеть меня? – спросила она. – Я здесь не за тобой.

Смерть прошла мимо повелителя, желая лишь забрать То Кана. Господин не рискнул обернуться. Лапа, до конца почуяв присутствие Той, Что Забирает, прижалась к ногам властителя: холод тысячи тысяч покойников коснулся её сквозь шерсть и толстую шкуру.

– Ты пугаешь мою свиту, Смерть. Поторапливайся! – сказал он едва ли приказным тоном.

– Не стоит торопить меня, – владыка не позволил себе вздрогнуть от тихой нотки раздражения в голосе Смерти, – я почти закончила.