Разбитые часы Гипербореи

– За здоровье! – воскликнул Шварцман. – Что сейчас может быть важнее него? Вся сегодняшняя мировая ситуация говорит нам о том – как жизнь бренна. Сегодня ты – жив, а завтра – мертв. Причем внезапно, как говорил многоуважаемый популярный писатель Булгаков.

– Сегодня ты – жив, завтра – мертв, – сказал, чеканя слова, Воркунов.

– Есть разные смерти… – сказал Катанадзе. – От болезни, от старости, в битве, в поединке. Но каждая гибель – зияющая прореха в пространстве мироздания.

И чудится Анфисе, словно они говорят о чем-то своем, не обращая на нее никакого внимания. Как будто она была тут лишней.

– Так за что пьем? – повторил Шварцман. – За здоровье?

– Постой, постой, за здоровье мы еще успеем. А за что выпил бы ты? – обратился он к Катанадзе.

– Хороший вопрос, – кивнул тот. – За жизнь. За успех! За радость.

– Жизнь – понятие такое многомерное… Бывает жизнь хуже смерти.

– Ты прав, – сказал Катанадзе. – Тогда предлагай тост ты?

– Надо подумать…

Здесь неожиданно раздался звонок в дверь. Звук был громкий, настойчивый.

– Разве мы кого-то ждем? – спросил Катанадзе, глядя на Воркунова в упор.

– Да, я ждал, – при этом Воркунов не отвел взгляда. – Одного знакомого. Впрочем, вы все его знаете… правда, давно не встречались.

Раздались приглушенные восклицания.

Анфиса стояла, вцепившись в свой бокал. Ей все это не нравилось… она сама не могла бы объяснить – почему. Пожалуй, ее беспокоило поведение шефа. Он бывал разным, но таким рассеянно-задумчивым она его еще не видела… Это внушало неосознанную тревогу.

– Анфиса, открой дверь. Нет, постой, я сам, – поставив бокал, Воркунов направился к выходу. За ним потянулись в коридор и другие.

Анфиса пошла с ними.

Воркунов зажег в коридоре свет и открыл дверь. Из полумрака выступила фигура человека, одетого во что-то темное.

– Проходи, Леонтий, – сказал Воркунов. – Рад видеть…

Новый гость оказался мужчиной лет шестидесяти с небольшим. Крепкого телосложения, с темно-русыми волосам. Что-то странное было в его внешности. Присмотревшись, Анфиса поняла: у него практически отсутствовали брови. Это придавало ему неуловимое сходство с рыбой, выброшенной на берег.

– Леонтий, проходи! – молвил Воркунов, пропуская гостя вперед.

Наступила тишина. В ней будто тонули все звуки. Анфисе показалось, что она взлетает в самолете – там так закладывает уши и становится ничего не слышно.

– Привет, Леонтий! – тихо сказал Шварцман.

– Ба! Не ожидал… – Леонтий протянул руку Шварцману, и тот пожал ее.

– Ну, здорово… – Катанадзе выступил вперед, мужчины обменялись рукопожатьем.

– Моя помощница Анфиса, – представил ее Воркунов.

Леонтий припал к ее руке. От него веяло слабым запахом лаванды.

– Прошу к столу.

Они вернулись в комнату для гостей.

– Мы тут как раз бокалы поднимали. Не могли тост придумать. Может быть, ты подскажешь…

– Попробую, – голос у Леонтия был дребезжащим, как будто бы по полу раскатывался горох. – Я же не мастак что-то придумывать, но попытаюсь…

– Попробуй, буду благодарен, – в голосе Воркунова прозвучала легкая издевка. – Анфиса, еще один бокал.

Теперь их было пятеро. Леонтий встал рядом с Анфисой.

– Вы спросили меня: какой бы я предложил тост. Вопрос хороший… Тосты бывают разные: длинные, короткие, печальные, радостные, философские, ироничные. Существует целая культура тостов, которые впервые появились в Древнем Риме. – Он рассмеялся, но его никто не поддержал. Все стояли молча. – Ну что же! Раз просите… – он задумался на секунду. Огни свечей бросали темно-золотистый отблеск на лица присутствующих. И показалось Анфисе, что как будто легкий ветерок прошелестел-пролетел между ними. Но это не тот порыв воздуха, который охватит ароматом свежести, принесет запах цветущих цветов, нет, этот ветерок скользнул змейкой и замер под потолком, словно прислушиваясь к чему-то.

– Так какой же тост ты предложишь? – настаивал Воркунов.

Лицо Леонтия помрачнело, по нему как будто тень прошла. У Анфисы дрогнула рука, она чуть не расплескала бокал с вином, но, кажется, этого никто не заметил.

– А вот… – Леонтий сделал в воздухе жест, словно рубанул что-то. – Выпьем за то, чтобы желания наши исполнялись рано или поздно. Даже если для этого придется долго ждать. Пусть нас окружают верные друзья и преданные женщины.

– Это уже два тоста в одном, – запротестовал Шварцман.

– Возвращаются все, кроме лучших друзей, кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все, кроме тех, кто нужней… – напел Катанадзе.

– Вот именно, – хриплым голосом сказал Леонтий. – Вот именно.

Посмотрев на начальника, Анфиса поразилась его бледности. «Сейчас упадет в обморок, – подумала она. – Может, предложить валидол?» У нее в сумочке он вроде есть. Этому ее когда-то научила бабушка – всегда носить с собой валидол, который может спасти здоровье и жизнь не столько ей, сколько какому-нибудь пожилому человеку, у которого вдруг прихватит сердце.

Воркунов залпом выпил бокал и, ни на кого не глядя, сказал:

– Вино хорошее…

Шварцман хотел что-то сказать, открыл рот, но потом, видимо, передумал и мотнул головой.

– Надо бы выпить за встречу, – сказал Катанадзе.