Зато это не устраивало Алексис. Всё детство она чувствовала, хоть ещё пока и не осознавала, холод и отчуждённость между родителями. И хотя Кэролайн никогда не скрывала от дочери, что Кевин ей не родной, девочка всё равно воспринимала его как родителя – иначе не могло и быть, она не знала своего настоящего отца, даже того, как он выглядит. У Алексис всегда были самые красивые платья, самые дорогие куклы, самые пышные дни рождения, но она завидовала своим небогатым подружкам, видя теплоту в их семьях и не ощущая её в своей.
В гостиной всё ещё горел свет. Мать до сих пор сидела там. Алексис тихо вошла в комнату и остановилась на пороге, наблюдая странную картину: Кэролайн отрешённо смотрела в какую-то точку, на разрумянившихся щеках блестели слёзы, а пальцы, борясь с дрожью, перебирали в руках те антикварные серьги, из-за которых был скандал два года назад. Её лицо было преисполнено горечью, но оно было живым! Настоящим. Алексис давно не видела на лице матери живых эмоций, столь естественного выражения.
Алексис подошла к Кэролайн, та подняла на дочь заплаканное лицо и испуганно тряхнула головой, чувствуя неловкость от того, что её застали в таком состоянии. Алексис протянула матери фотокарточку, и её юное лицо скривилось в страдании.
- Как ты могла? – хрипло прошептала Алексис. – Ты самый подлый человек из всех, кого я знала…
- Прости, – только и смогла ответить Кэролайн.
Уходить от ответов сейчас было бессмысленно, врать тоже, да и самой Кэролайн было в тягость что-то выдумывать из-за апатичности настроения.
- Неужели мне должно было минуть сорок лет, чтобы я поняла, как заблуждалась в жизни? – внезапно отвечала она. – Чтоб осознала, насколько я бездушный человек, неспособный уметь любить? Именно уметь любить, а не принимать чужую любовь, не работая над отношениями… Деньги, деньги, одни деньги ценила! – Кэролайн начала задыхаться и схватилась за платок, чтобы высморкаться. Дочь молчала, не перебивала её. – Я трусливая, жалкая… только и научилась, что себя жалеть…
- Мам… мама, перестань, – испугалась вдруг Алексис и обняла её. Когда она назвала её подлой, это было не так страшно, как слышать то, что Кэролайн ненавидит себя: это было так странно и в понимании Алексис не в духе её матери, которую она всегда видела уравновешенной и непроницаемой.
- Что? Что перестать, милая? Посмотри на меня! – зашептала в ужасе Кэролайн, распахнув глаза и уставившись на дочь, – ну, посмотри! На кого я похожа, м?.. Что ты молчишь?.. Я похожа на куклу! Мерзкую неживую старинную фарфоровую куклу, что стоит у меня в комнате, в доме моей матери!
- Мамочка, хватит, пожалуйста, – беспокойно причитала Алексис, обняв мать и поглаживая её светлые локоны.
- Ах, если бы всё можно было вернуть… и юность, и любовь, и остатки чистоты души…
***
На остановке и у кафе-бара, стоящего неподалёку, было людно. Близился шестой час вечера, работяги бежали выпить, прочие ждали транспорт. Клаус сегодня рано утром пришёл в бар, чтобы опохмелиться, но перестарался и, захмелев с прежней силой, уснул прямо за стойкой; разумеется, через несколько минут его выволокли на улицу, усадили под растущее рядом дерево, чтоб не смущал посетителей. Клаус ничего не понимал, бормотал что-то себе под нос, скрючивал пальцы на руке, в отупении разглядывая свои бессмысленные, пьяные действия. Чья-то рука стала осторожно, но настойчиво хлестать его по щекам, непонятный человек что-то приговаривал. Клаус не понимал ничего, потому стал отмахиваться, но эти попытки выглядели жалко.
- Ну, давай же, братишка, очухивайся же ты наконец, – вдруг заговорил субъект на понятном языке.
- Уйди! Не т-р-рожь… – рявкнул Клаус в ответ.
- Ник, давай вставай уже, поедем домой, м? – прорезался родной голос, и два озорных карих глаза Кола уставились на него.
- М-м, солидный какой! – пытаясь пошутить, мерзким голосом выпалил Никлаус и глупо улыбнулся, прикрывая глаза.
- Хм, благодарю сердечно, братец, – Кол весело оправил дорогой пиджак, – поднимайся давай, вот та-а-ак! Сто лет не виделись, Ник! Тебя не узнать, – бодро продолжал Кол, но чуткий к подоттенкам настроения Клаус слышал нотки горечи в голосе брата, который, вероятно, был в шоке от того, что увидел.
Клаус не помнил, как очутился в своей квартире, вымытый, лежащий в постели. Прошедшая неделя чудилась дурным сном, но подобные недельные запои время от времени давно были для Никлауса нормой.
В соседней комнате Кол смотрел по телевизору повторение сегодняшней игры своей баскетбольной команды, он почти задремал уже.
Кол сделал успешную спортивную карьеру, года три назад он стал тренером. С Бонни он развёлся после окончания колледжа, но поддерживал с бывшей женой хорошие отношения, они совместно воспитывали сына. У него также было двое сыновей от второго брака; можно сказать, что жизнь его удалась – Кол считал себя счастливым человеком.
Клаус втихую достал бутылку пива, но как только щёлкнул крышкой, Кол резко вскочил и выхватил у него из рук «эту отраву».
- Супер вообще, – процедил младший Майклсон, с отвращением выбрасывая бутылку в мусорное ведро.