Разбитые надежды (СИ)

На страницах романа красочно рисовались похождения и мерзкие деяния Вильямса, туда же, в уста своих второстепенных персонажей, Клаус вложил и мнения друзей и окружения сенатора о нём самом. Вильямс это почувствовал змеиной кожей. В сущности, вероятность того, что его таким образом можно громко разоблачить, была не так уж велика без какого-либо мощного толчка, но Кларк Вильямс не собирался ждать этого толчка. Он знал, как уничтожить такого человека, как Никлаус, и у сенатора было для этого всё и все.

В издательстве «Slade» объявился один любопытный юноша, талантливый и ведомый. Сенатор Вильямс, некогда состоявший в дружбе с отцом Грегори Слэйда, заметил паренька и взял под своё крыло. Под свой личный контроль. Молодой писатель получил от сенатора роскошную квартиру в центре Манхеттена, отличное место в известном журнальном издательстве, а взамен должен был Вильямсу самую малость – талантливое «громкое слово».

Как только состоялась широкая презентация нового романа Никлауса, на него обрушилась неистовая критика литературных обозревателей. «Откровенная клевета», «бестолковый и бессмысленный политический вызов», «бездарная провокация» писали тут и там официальные рецензоры, за ниточки которых дёргал Вильямс. Особенно популярной стала критика Квентина Стилла – того самого юноши, которого сенатор пригрел на груди.

Клаус вскоре узнал, что ни одно издательство не согласно тиражировать роман, даже то, которое спонсировало презентацию книги. Он впал в отчаяние.

Хитроумный Стилл, который набирал обороты известности, начал искать «зачатки глупой бездарности» и в прошлых книгах Никлауса: далеко не все эти попытки были удачными, но так основательно подорвали репутацию Майклсона, что в знаменитых кругах он почти превратился в изгоя. Сенатор мог позволить себе подобную роскошь, ему нравилось издеваться над Клаусом, медленно и унизительно опускать его в глазах общественности.

На домашний телефон начали поступать звонки с угрозами от неизвестных субъектов. Кэролайн стала жить на успокоительном, она устраивала мужу скандалы и истерики, проклиная его за самоуверенность и тщеславие.

Сенатор продолжал вести свою тонкую игру.

Так случилось, что пока чета Майклсон была на отдыхе в Бразилии, квартиру обокрали, вынесли почти все драгоценности, взломали сейфы, унеся с собой ценные бумаги.

- Я сегодня продала серьги, чтобы мы могли расплатиться с долгами, – тихо говорила Кэролайн, сидя в темноте на диване, прижав к себе подушку.

- Кэролайн… – беспомощно отозвался Никлаус. – Ты совсем с ума сошла? Неужели ты думаешь, что мы бы не нашли в скором времени деньги? Подожди, милая, прошу. Сейчас всё это уляжется, и я клянусь, что исправлю собственные ошибки, я всё улажу! – Клаус упал в её ноги и стал целовать колени жены.

- Уже ничего не исправить, Ник. Ты по уши в болоте, которое создал собственными руками. А я устала так жить.

- Кэр…

- Знаешь, они в прошлый раз сказали по телефону, что с удовольствием бы наведались «в гости» к моей матери… Я боюсь, что это может оказаться не просто угрозой. – Кэролайн медленно встала, открыла сервант, достала оттуда бутылку виски, припрятанную Клаусом, и сделала большой глоток.

- Я оставлю литературу, Кэролайн. Навсегда оставлю, слышишь?.. Прошу, доверься мне! – Никлаус взъерошил волосы на макушке. – Мы уедем из Нью-Йорка, вернёмся в наш родной город, купим небольшой частный домик…

- Домик? Какой ещё домик, Ник? Он с неба на нас упадёт?! – истерически засмеялась Кэролайн. – Нас обокрали, вынесли все ценные бумаги, даже телевизор и стиральную машину! – она засмеялась ещё громче и жадно припала к горлышку бутылки.

- Я виноват, милая…

- Да, виноват! – она замолчала и сунула ему в руки бутылку виски. – Мы теперь никто, живём в страхе. А ты ещё и предлагаешь мне уехать домой – в то место, из которого я бежала, чтобы зажить по-новому. Хочешь унизить нас? Хорошо, сделай это один, без меня.

Вряд ли она хотела слушать его оправдания. Клаус это понимал, ощущал кожей. Он не стал ей возражать, он был раздавлен и разбит.

Она разводилась с ним в спешке, трусливо убегая от груза забот и давящего страха. Кэролайн рыдала в такси по дороге домой: она осознавала про себя, что боялась всего: смерти, бедности, позора и изгнания. Она привыкла жить в довольствии и покое рядом с Клаусом, когда он ещё был уважаем и признан в высшем обществе. Она любила его, но ненавидела себя, понимая, что, видимо, недостаточно любила…

***