Разбой

По «знаку» Сивояре, Вамбе, волынскому схоласту Миркви, и Униславе с Гладышем из Пеплина следовало стреножить коней и занять места у приборов. В прицепе их уже ждали Атаульф, Аркил из Короцка, и Рейфнир с Туле. Аркил с Рейфниром имели опыт запуска ракет, а Рейфнир даже проработал несколько лет именно на вончегорском космодроме. Они и отвечали за всю пусковую последовательность. Сивояре отвели задачу куда проще: следить за манометрами гидравлических цилиндров, поднимавших ракету в пусковое положение. Прицеп под ракетой был устроен хитро: левая и правая колеи уходили в стороны, а с ними – тележки, поддерживавшие кормовую часть ракеты. Таким образом, гидравлике подъёмной стрелы должен был помочь вес топлива. Кавский бык снова тревожно замычал.

– Нет, там точно кто-то есть, – Самбор открыл ещё одно отделение в броне и извлёк оттуда квенский прибор теплового зрения.

По ушам Сивояры до одури громко ударил рёв боли и гнева – один из бронтотериев забился в упряжи, пытаясь дотянуться ногой до стрелы, попавшей точно в левый глаз. Ракета опасно закачалась над прицепом.

– Выпрягайте! – закричал Атаульф.

Несколько всадников спешились и попытались приблизиться к обезумевшему зверю. Сольве с Боргунда, спокойно говорившей что-то ласковое, это удавалось лучше всего… пока бронтотерий не дёрнул головой, ударив её в живот одним из отростков раздоенного рога. Тело Сольве тряпичной куклой упало шагах в пятнадцати, снег окрасился кровью. Затем раненый зверь попытался повалиться на бок, натягивая чумбур[308]. Соседи бронтотерия в упряжи тоже начали проявлять очень очевидные и громкие признаки беспокойства. Сивояре некстати вспомнилось, что молва приписывала древним животным склонность к панике. Образ сметающего всё на своём пути стада бронтотериев, вспугнутого раскатом грома, навевало само их этлавагрское название.

Самбор вытащил из-за спины знаменитую лагунду. Без какого-либо видимого понукания, бык мелкой рысью припустил к прицепу, оставаясь с подветренной стороны от бронтотерия. Оказавшись позади наполовину ослеплённого исполина, Самбор резанул по стальному тросу, выполнявшему в сбруе обязанность постромки[309]. Увернувшись от конца лопнувшего троса, мечник изогнулся в седле и перерезал вторую постромку.

Бронтотерий с надсадным рыком перевернулся на брюхо, встал на колени, и с неожиданной для такого огромного и нескладного существа прытью дёрнулся влево. Чумбур затрещал и лопнул, освобождая зверя. Тяжёлой рысью, бронтотерий побежал к скальным останцам, возвышавшимся над снегом. Причина этого поведения стала ясна, когда из-за ближайшего останца врассыпную прыснули трое, на бегу кидая луки, тулы, и сбрасывая шубы. Ни само бегство, ни эти ухищрения совершенно не могли спасти их от преследователя, уже успевшего разогнаться до скорости грузового паровоза на долгом перегоне под гору. Этот бронтотерий видел, конечно, ещё вдвое хуже своего среднего собрата, но гигантские звери, даром что подслеповаты, обладали прекрасными нюхом и слухом. Выбежавшие из-за останца получили наглядную, но трагически кратковременную возможность в этом убедиться перед тем, как раздвоенный рог описал широкую дугу, опрокидывая всех троих кривому бронтотерию под ноги.

Избор пустил коня вдогонку.

– Ума решился? – бросил ему вслед Деян.

– Он же ранен, – как несмышлёнышу, объяснил старому йомсу Дубынька конюшонок и поскакал за учителем.

Примерно через полтора диалепта, оставшиеся в упряжи звери успокоились достаточно, чтоб их можно было распрячь. Сивояра заняла своё место в прицепе. Манометры были обозначены «цилиндр один, первая стадия», «цилиндр два, первая стадия», и так далее, за исключением одного, согласно подписи, отвечавшего за «давление в резиновой курице». Рейфнир ранее пытался объяснить историю за этой таинственной отсылкой, но единственное, что стало ясно из его путаного рассказа, это что показания куриного манометра не следовало принимать во внимание при подъёме ракеты. Перед самим Рейфниром, стрелка ещё более загадочного прибора вообще отмеряла «Овноурсы».

Подъём прошёл почти без сбоев – гидравлика одного из трёх цилиндров второй стадии дала течь, что в мало-мальски обычных обстоятельствах привело бы к отмене пуска, но Самбор с Атаульфом убедились, что ни одна из струй гидравлической жидкости не попала на первую ступень ракеты, и велели продолжать пуск, не отступая от циклограммы.

– Готовность диалепт! – объявил Аркил.

– Есть готовность диалепт! – отозвались ватажники.

– Ключ… – Аркил не успел договорить «на пуск».

По этому приказу, Рейфнир должен был повернуть ключ, и последовательность подготовки ракеты к взлёту переходила в автоматический режим, но Атаульф, наполовину высунувшийся наружу через люк в крыше, сверху тронул Аркила за плечо:

– Чолдонцы!

– Чтоб я сдох, – Самбор высунулся из-за бронедвери, смотря вниз за край плоскогорья. – Ещё немного, они так прямо в газоотводный лоток въедут.

– Несколько диалептов у нас есть, – прикинул Атаульф. – Подождём с пуском.

– Наоборот, сейчас и надо запускать, – пальцы Рейфнира нависли над ключом. – Чолдонцы же!