– Ой, беда, – Ингви указал вниз. – Оболочку, видно, камнями разорвало, когда ветер купол волок!
Движением ножных рычагов, Мировид повернул синхроптер на месте. Действительно, к обломанной скале вёл след – тёмная борозда в траве, обугленные обломки внешней оболочки, и блестевшие альвским оловом предметы груза. Переведя асирмато на связь с «Хранительницей», лётчик объяснил:
– Здесь синхроптер! Груз нашёл, оболочка повреждена, давай добро на посадку!
– Добро! – отозвался сам шкипер. – Сами ничего не открывайте, особенно осторожно – с круглыми жестянками, там кинолента непроявленная!
Прикинув, насколько сбросить давление, чтобы и ткань не пропороть, и раму не погнуть, Мировид потянул за ременную петлю тяги, открывавшей клапаны в поплавках. Затем он одновремено и плавно прибавил шаг винтов и открыл заслонку, заставлявшую часть выхлопа крутить компрессор, наполняя бак пускача. Убедившись, что давления с избытком хватит, чтобы снова завести двигатели, лётчик снова прикрыл заслонку, продолжая двигать правило в сторону убавления шага, пока полусдутые поплавки синхроптера не опустились, слегка расплющиваясь, на траву, прижатую ветром от винтов к слегка неровной каменистой почве. Отжато сцепление, выключено зажигание, двигатели остановились, и лопасти винтов зашелестели вхолостую, замедляясь. Можно было бы оставить двигатели и включёнными, но по запасу топлива, лучше перебор на пять рёст, чем недобор на пять саженей.
– Как пёрышко! – повторил Самбор.
Мировид довольно кивнул, отключая внутреннюю связь, но оставляя асирмато с открытой корабельной частотой включённым. Ингви открыл люк, поднимаясь и нависая над Мировидом. Влажно пахнуло травой и неведомыми цветами.
– Мне у пулемёта бдеть? – спросила Венешка.
– Помоги с грузом, – решил лётчик, перенеся ногу через борт и ставя её на узкую решётчатую ступень. – Остров-то необитаем, а за «Хранительницей» мог кто-то и увязаться.
Вслед за ним, на землю спрыгнули с поплавка Ингви и пулемётчица. Самбор почему-то застрял в люке грузовой люльки, напряжённо оглядываясь по сторонам:
– Не по нраву мне эти овцы…
– Давай, – поторопил изнутри Лодмунд. – Овцы, козы… Верно Мировид сказал. Быстрее погрузим…
– Нет, это коза сама по себе проживёт, а овце, ей…
В почву вершках в полутора от носка Мировидова сапога с хрупким каменным звуком воткнулась аршинная стрела.
– Так, надо было лук брать, – Самбор скрылся внутри.
Со стороны деревьев, раздался жуткий, пронзительный, хотя и не лишённый определённой гармонии, вой. Венешка ступила на лестницу, но ещё одна стрела, ткнувшись в ячейку решётчатой ступени, намекнула, что назад следовать не стоило. «Присоветовал, летатель зело похабный», – вполголоса пробормотала пулемётчица, глядя на счетверённые стволы своего недоступного оружия.
Из-за зелёной с рыже-белой оторочкой растительной бахромы, показался дикарь. Каким образом кто-то без малого саженного роста с иссиня-чёрной кожей и дико курчавящейся копной волос такой же расцветки мог спрятаться за узкими листьями длиной едва аршина в полтора, было непонятно. Ещё менее понятно было, как дикарь мог спрятать там же, где скрывался до поры и сам, здоровенную палицу из дерева и акульих зубов и плетёный щит в половину своего роста. Одежды в обычном понимании, если не считать за таковую синюю краску, на теле обитателя необитаемого острова не имелось. Его дикий вид завершал тёплый клетчатый плед на плечах.
– Оветшек пугаете! – обвинительно изрёк чернокожий (местами покрашенный в синий цвет). – Колдовством летаете! Тшай, Одвины вас послали?
С учётом вида говорившего, речь была на удивление понятной, хотя на слух и отличалась от обычного танско-венедского даже больше, чем старозвучный Венешкин говор (восточнокавский?).
– Одвины? – переспросил Самбор, высунувшись из люка.
Взгляд схоласта остановился на пледе дикаря. Тот так же внимательно вперился в Самборов плащ.
– Мне незнакомы цшвета твоего клана! – с угрозой сказал туземец.
– Клан Ранкен! – Самбор распрямился, больше не прячась за крышку люка. – Я Самбор, сын Мествина, приёмный сын Эрскина мак Кленнана! Назови свой клан, незнакомец, и встреть нас гостеприимством на твоей земле!
– Я Фр-роаг мак Ог, из тшор-рных Йен-Абр-роах-хов! А как ты докажешь, что Р-ранкены и впр-равду твой клан?
– Ты сомневаешься в моём слове? – поморянин воинственно крутанул ус.
– Не в обиду, – дикарь неожиданно слегка пошёл на попятный. – Восемь поколений назад, наш клан отпр-равился в изгнание, из-за пр-редательских козней Одвинов! Пр-рости мою подозр-рительность, гость…
– Я твой гость, Фроаг сын Ога! – поморянин спрыгнул на чёрные камешки, между которыми пробивались иголочки ядовито-зелёной травы, сделал что-то замысловатое с плащом, и поклонился. – Я и мои товарищи, мы благодарим твой клан за гостеприимство!
Чёрный Йен-Аброах ответил на поклон – на вершок менее глубоко. Венешка облегчённо выдохнула и тоже поклонилась, Ингви с Мировидом последовали её примеру. Лодмунд благоразумно оставался в грузовой люльке.