Разбойничьи Острова

Дельфина знала, что он давно не в таком глубоком забытье, как кажется. Очнувшись среди врагов, она тоже не спешила бы себя обнаружить. Лантис выбрался из шатра на корме, потом сумел встать на ноги. Страшно гордая открытием Дэльфа выросла перед ним, разглядывая, словно диковинного зверя. Регинец не обратил на девчонку внимания, пошатываясь, сделал несколько шагов и остановился, выжидая. Должно быть, палуба еще плыла перед его глазами, но левая рука привычно потянулась к ножнам — увы, их не было.

Темно-изумрудные глаза смотрели не затравленно, хотя было чего испугаться. Регинец понимал — или надеялся — что с ним так возились не затем, чтоб убить, но об островитянах ходили самые жуткие слухи. Он не знал, чего ждать, и ждал, чего угодно.

Дельфина выступила вперед ему навстречу. На самом деле, это ей было страшно.

— Кто главный среди вас, разбойники?

Мог бы и догадаться. Она ответила на медленном регинском:

— В этом рейде Выбранным Главарем объявили меня, Дельфину, дочь Цианы и Аквина.

Ее смерил оценивающий и недоверчивый взгляд. Что бы ни думал регинец о женщине — предводителе, свое мнение он оставил при себе. Он узнал разбойницу с Берега Зубов. Ничем этого не выдал, но она была уверена, что это так. И это пугало. Можно ли годами помнить лицо, что мельком видел в хаосе битвы?

— Мое имя Марк из Лантисии. Ты потопила наш корабль?

Жаль, Совет не слышит, ему бы понравилось. Ей еще предстояло объяснить Совету милосердный приказ — взять регинца с собой. Хорошо, что своих Дельфина бояться не умеет.

Он произнес без вызова, как тот, кто знает себе цену:

— В Регинии пленником считают лишь того, кого победили в битве. Если у вас, разбойников, есть уважение к этому обычаю, я готов сразиться с вашим…, — еще один насмешливый взгляд на Дельфину, — с тем, кого назовет ваш предводитель.

Она подумала: собственное бесстрашие, наверное, утешает, когда утешаться больше нечем. Острова тем и отличались от рыцарства, что не славили честный бой. Остров Леса объяснил Дельфине доходчиво, что в бою бывает победитель и побежденный — последний обычно мертв. Если б ей нужна была жизнь лантиса, она бы просто кивнула бы трем-четырем тэру покрепче. Он наверняка это знал.

— Мы сражаемся, — сказала Дельфина, — лишь ради ради добычи, а у тебя ничего нет, Марк из Лантисии. Пленники нам не нужны. Наш рейд был успешен, корабль побывает дома, а потом пойдет в Меркат. И там иди себе, куда хочешь.

Ответа она не ждала и не услышала, он сделал несколько шагов обратно и снова лег. Дельфина все же заметила — на миг в зеленых глазах полыхнуло облегчение. Ему совсем не хотелось, едва стоя на ногах, сражаться против целого корабля. А потом регинец вновь поднял голову, обернулся на Дельфину — не насмешливо, не признательно, а как-то… иначе. Словно, что-то решил для себя. Взгляд так и пригвоздил Дельфину — это решение касалось нее.

Если Марк из Лантисии надеялся, что его оставят в покое, то напрасно. Такая диковинка — регинский воин, враг! С ним можно было говорить, браниться, угрожать, хвастаться будущими победами — целое войско не защитило бы его от любопытства Дэльфы. Именно такие, как он, скоро будут удирать от нее, поджав хвост, — как же было не сообщить об этом первому недругу, который волей-неволей был вынужден ее слушать?

— Я Дэльфа, дочь Дельфины. А это — Нела.

Ей не хотелось называть сестренку Нела, Ничья Дочь. Та привыкла, что ее полное имя коротко и приготовилась ответить, почему не упоминает родителей. Но он спросил о Дэльфе:

— Где твой отец, девочка?

И она растерялась, что не часто с ней случалось. Дитя Обряда, она знала, что морской бог, прежде, чем стать ее отцом, вселился в тело Нана с Острова Рифов, но никто никогда ее об этом не расспрашивал.

— Мой отец — Алтимар, Господин Морской.

Лантис согласился:

— Да, у тебя глаза дьяволенка, — и вдруг, улыбнувшись, добавил. — Но лицо матери. Вырастешь — красавицей будешь.

Марк из Лантисии смотрел в небо. Недавно небо спустилось ближе, склонилось над ним и впервые в жизни одарило видением, которое он почти не помнил, но никогда не забудет. Женское лицо, как солнце, сияло сквозь непогоду. Не синеглазое в обрамлении черного шелка волос — нет, разбойница была наяву. Выхаживала его — он это помнил отлично. Поила каким-то зельем, от которого голова трещала меньше. Не давала захлебнуться, когда его тошнило, и потом, когда он, наконец, смог есть, разжевывала еду. В первую ночь удар по голове был совсем свежий и было ему совсем паршиво. Кажется, не приснилось — она положила руку ему на лоб и пообещала: “Все пройдет, регинец. Рана чистая, скоро затянется. Кроме головы, все цело. Тебе очень повезло”. Давно же его никто не жалел! С детства, наверное. Женщиной из тумана была то ли его мать, которой уже нет в живых. То ли Святая Дева, хоть он и не достоин Ее милости. Видение оставило в его душе чувство удивительного покоя, будто пообещав: все, что происходит с тобой, — правильно.