Разбойничьи Острова

Шкатулка упала на дорогу, в пыли заблестело кольцо — наверняка золотое. Но для Теора драгоценностью был сам бой. И враг — наконец-то, сильный, стоящий поединка. Наконец-то, победа, которой он вечером будет хвалиться перед тэру. Регинец дважды уклонился он неловкого выпада копья, но и Теора не задел. А потом взяла свое стрела Аны. Резкие движения разбередили рану. На последней силе воли регинец рванулся вперед, меч обрушился на щит островитянина. Всадник следом повалился на шею лошади и медленно сполз на землю. Юноша чуть разочарованно спешился — слишком легко все вышло. Но — потому его и называют чудом Алтимара, что ему везет. Он оглушил и так оглушенного человека. Не убил — пусть живет и рассказывает, как проиграл.

Женщина удрала не дальше соседних кустов и рыдала там, заламывая руки. Запричитала:

— Пощади! Не надо!

Теор смотрел с брезгливым презрением — даже трусиха Меда не стала бы так унижаться. Впервые он видел регинку близко. Убедился, что они жалкие, как и говорили наставники. Но поверженный воин валялся рядом, под ногами рассыпались драгоценности, и женщина врага молила о пощаде — наконец-то рейд выглядел так, как Теор представлял. Когда Наэв нагнал его, он стоял гордым победителем, любуясь собой. Регинка при появлении еще одного взвыла вдвое громче, а смуглый юноша уставился на нее, будто на легендарное чудовище. Яснее, чем на Посвящение или в минувшей схватке, понял по ужасу в ее глазах: в нем и вправду видят мужчину, а не дитя. Вот, значит, как выглядит то, о чем старшие тэру гогочут, когда не слышат их жены. О чем предупреждала Наэва мать: "Саму Госпожу Дэю оскорбляет всякий, кто надругается над женщиной. Не делай, сын мой, того, о чем будет стыдно мне рассказать". Во имя Дэи и Мары — меньше всего он желал это зареванное и наверняка обмочившееся со страху существо! К тому же, старуху — лет двадцать пять. Вопросительно посмотрел на Теора:

— Мы ведь не тронем ее, правда?

Того передернуло, оказывается, он об этом вообще не подумал:

— Нет!

Оба женских ласк еще не изведали, хоть Теор и любил складно врать о прелестях меркатских дев. Лес отразил крики ликования и славы Инве — значит, регинцы добиты, а добыча мальчишек скоро станет общей. Иных тэру останавливала мысль о своих сестрах, что в каждом рейде рисковали достаться врагам. Остальных же месть распаляла, с регинками поступали, как любые воины-победители.

— Игн ее не упустит, — предупредил Наэв. — И Кэв тоже. Давай сами обыщем ее, и пусть убирается.

Схватив женщину, Теор зажал ей рот:

— Не визжи, дура!

Вроде не больно ее прижал, но регинка тут же сомлела. Тем лучше. Она несомненно была из знати, хоть и не из самых богатых. Даже одежда пригодилась бы, но оставить ее раздетой — Теор улыбнулся этой мысли, но поступать так не стал. Обшарив тело, он, нашел, наконец серебряный браслет. Кто знает, почему регинка носила его на руке, а не положила в шкатулку. Быть может, это талисман, дорогой ей подарок? И подарком он станет вновь — для Аны. Выбежав на дорогу, разбойник замахал трофеем. С такого расстояния тэру видели лишь его силуэт, но пусть видят, кто взял самую ценную добычу. Наэв, ползая по земле, собирал раскатившиеся кольца и монеты. А регинец очнулся. Редко Теора удавалось застать врасплох, но он увлекся и не услышал врага за спиной. Вздрогнул слишком поздно от шепота: "Умри, щенок!". Он схватился за Акулий Зуб. А обернулся уже на предсмертный хрип самого регинца — меч Наэва успел вовремя. На пару мгновений Теор замер, как на Посвящении. Что Маре до него не хватило шага, принял, как должное. Не хватит и впредь. Это было безумие для мальчика с Островов, но Теор не хотел убивать и видеть смерть. А на совести другого мальчика был теперь первый мертвец, и ничего особенного он не почувствовал. Разве что, облегчение — справился. Теор все же задушил в себе ужас и лишние вопросы, отвернулся. Снял шлем, позволив ветру трепать слишком длинные волосы, вскочил на коня. К тэру вернулся красавцем-победителем, верхом и с браслетом в руке — первым украшением, сорванным с регинки.