Разбойничьи Острова

А Ана изменилась буквально на глазах, когда Теор сошел на берег. Весь рейд ревновать ее было некому, потому и отношение ее к Теору было совершенно невинное. И вот, стоя возле Наэва, она сладко замахала названому брату рукой, убедилась, что в черных, на нее одну обращенных глазах, загорелся злой огонек сомнений. Дельфина наблюдала с болью и страхом. Знала, что упрекнет сестру позже, и та смутится, но не перестанет. Не сможет. Иные люди пьют без меры. Такие, как Тина, одержимо ищут опасность. А Ана жить не может, не проверяя каждый день власть своей красоты. Теор — он честен с ней и собой. Прокрасться запретными тропами, взглянуть на Невесту божества — это для него игра. Хотя его казнить могут, если узнают. Но на жену лучшего друга он не посягнет никогда. Дельфина это знала, и Ана знала. Наэв же никогда этого не поймет — слишком привык рядом с Теором быть проигравшим. А Ана — она не позволит лучшему из лучших себя забыть, как бы Теор ни старался.

После дележки добычи Ана показала Дельфине браслет из чистого золота, словно с дочери самого Герцога сорванный. Они вместе восхитились и испугались — надо было много раз рискнуть головой, чтобы заслужить право на такое сокровище. Лучше, отметила Дельфина, чем серебряный браслет из их первого рейда, от Теора. Не хуже всех тех браслетов, гребней, колец, обручей, поясов и тканей, которыми Теор мог бы осыпать любимую. Об этом думал Наэв, когда не жалел себя в рейде.

— Он сказал, — зашептала Ана, — что никогда больше не отпустит меня в Море. В шутку, конечно. Сказал, к следующей весне я обязательно рожу ему ребенка, — и закончатся для меня походы. Я ответила: если все мои ночи будут, как нынешняя, — я рожу тебе тройню.

Наэв говорил, смеясь, и Ана передавала его слова, сладко хихикая. У Дельфины на душе скребли кошки.

Получила и Дельфина подарок — от Нана, чей “Великан” вернулся последним, очень задержавшись и напугав женщину. Нан пришел к ней, увидел ее округлившуюся фигуру и опустил глаза, чтобы не выдать радость. Обычаи запрещали ему говорить вслух, что он имеет отношение к ребенку морского бога.

Зимой, когда пришло время, Дельфина ощутила себя праматерью богов Марой, из тело которой сотворили мир. Было ли больно великой Маре? Дельфина запомнила не мучение, а таинство. Не сравнить с Обрядами, не сравнить с любой иной болью, потому и болью она отказывалась называть это чувство иного мира — стать первоматерией, дающей жизнь. Выбрав ночь самого сильно шторма, Дэльфа родилась неприлично быстро и легко для первенца.

Ракушки

Дельфине запомнился день, когда в последний раз они четверо были вместе и дружба еще не стала враждой. Жене Наэв приказать не мог, но рано или поздно должен был обрушить на соперника тяжесть своих сомнений. Тогда они были возле Пещеры, выбрались из нее перед самым приливом, набрав полные корзины моллюсков.

Берег Пещер. Море. Костер, на котором поджариваются ракушки. В огонь отправились плотно сжатые раковины с живыми и здоровыми обитателями. Дельфина знает, что именно они самые вкусные, но ей слишком ясно дано представить моллюска, сжавшегося в своем горящем доме. Мурашки по коже. Особенно рядом с Пещерой, которая была родиной для моллюсков, а людям могла стать могилой.

Ана без верхней туники. Выбралась мокрее мокрого, на миг сняла и выжала платок, заново переплела волосы. Все это — не спрятавшись за валун, как поступила бы любая женщина на ее месте. И Теор глаз не отвел. Протягивает Ане только что раскрывшееся лакомство, Наэв неподвижно наблюдает за каждым его движением. Хочет и не может отвести глаза, словно это он отвергнутый влюбленный. Дельфина толкает ее под бок, шипит:

— Перестань вести себя, будто он вправду тебе брат!

— А разве нет? — усмехается красавица. Что-то горькое и отчаянное в ее усмешке.

Предупреждать ее бесполезно — Дельфина давно поняла. Островитянки свободны, разве не так? Все привыкли, что женщины, чужие жены, проводят месяцы с мужчинами на кораблях, называют их братьями. Мужчины видят их простоволосыми, они же мужчин — обнаженными по пояс в самую жару. На борту не спрячешься, переодеваясь или справляя нужду, о таких мелочах не беспокоились. Разумеется, и раны перевязывали без смущения. Но это в Море, а не в деревне. Ана всякий раз заходила на шаг дальше дозволенного.

Дельфина сделала последнюю попытку отвлечь бурю, заговорила о Пещере.

— Внутри кричат камни, — сказала она. — Она кричит, Пещера.

Ее слова с трудом пробились сквозь паутину, окутавшую троих. Теор пожал плечами.

— Кому там кричать, кроме эха? — и усмехнулся пренебрежительно. — Только утопленникам.

Даже эхо в Пещере не безопасно — иногда случаются обвалы. Дельфина уверенно закачала головой:

— Я слышала. Пещера соскучилась, она хочет жертву.