Разбойничьи Острова

Дельфина знала, что земля, дающая жизнь растениям, — это богиня, жена, вынашивающая во чреве плоды будущего урожая. Даже у Дельфины, ничем, кроме грабежа, регинские плоды не заслужившей, они не станут ядовитыми во рту. Регинская почва щедра и заботится о ней, как мачеха о падчерице. Земля цветет, как любимая женщина. Как Жрица, когда Морской Господин обнимает ее. Как Дэя, ради супруга убранная в солнечное золото, — даже мертвые камни Острова Обрядов просыпаются под ее взглядом, зеленеют добрыми травами. Из трав сделают отвары, что возвращают здоровье и дают женщинам детей. И должна быть, думала Дельфина, в каждом из нас частичка живого солнца, что пробуждает землю. Происходящую от того же солнца засуху считали гневом богов, Дельфина же объясняла иначе: случается, что матушка Дэя слишком щедро хочет нас одарить, слишком крепко обнимает.

Пеструю Леонию Дельфина видела уже не первый раз и любила ее бурный цвет настолько, насколько можно любить земли врага. Ничего нет прекрасней Островов, но они выглядели пустыней по сравнению с болотным изобилием. Той весной она восхищалась Леонией вдвойне, потому что эта земля единственная расцвела в неурожайный год. Зиму Каэ послал холодную и сухую. Пугливые духи хлеба отказались покидать почву, оливы и виноградники не проснулись в срок. Островитяне ничего не выцарапали из своих полей, и мужчины почти все ушли в Море грабить. Да, и женщин дома осталось меньше, чем в благополучные годы. Что ж, еще одну зиму Острова будут кормиться небогатыми припасами, морскими дарами и плодами разбоя. Такое бывает, говорила себе Дельфина, жаловаться не на что. Но оба берега Моря, Регинию и Меркат, постигла та же беда — засуха, убившая урожай. Осенью Меркат по пятикратной цене будет продавать Совету зерно, чтобы Островам хоть как-то продержаться. Совет прямо говорил Выбранным Главарям: от вашей добычи зимой будет зависеть чья-то жизнь или смерть. Но солнечной Леонии не было дела до несчастий, даже до собственных. Разодетая в цветы, словно девушка, убранная к свадьбе, эта земля не замечала своих иссушенных пашен.

В тот год Наэва впервые выбрали Главарем. Все помнили, что еще Милитар, опытный и мудрый, его выделял. В рейдах к затеям Наэва умели прислушиваться. Многие говорили, что он еще будет Главарем не хуже Милитара. Наэв решительно не понимал, как тэру могли простить ему Рогатую Бухту. Но команда “Плясуньи” выбрала его, и Совет согласился с ней. И не отменил своего решения, даже поняв, каким трудным будет этот рейд. Совет сказал: “Мы тебе верим”. А, значит, у него должно было получиться — ему просто не оставили права на неудачу. Боги не наделили его особыми талантами, не то что любимца судьбы Теора. Наэв признавал это без жалости к себе, и, конечно, никогда не произносил вслух: зачем другим его сомнения? Он не говорил, что сделает все, что может, потому что мог слишком мало. Сделает он все, что от него потребуется.

Ана ликовала, понимая, что значит для него доверие тэру. Она, как и красавица Леония, цвела цветом жаркого полудня — еще молодая, уже не юная. Мать и жена, тем более, хромая, она могла бы остаться дома, но отказалась наотрез. Откормив малышку два года, Ана заявила, что поседеет и рехнется, если еще одно лето будет ждать мужа на берегу. Срезала волосы, сняла платок и взошла на борт как лучница и тэру.

А Дельфина часто видела во сне своего близнеца. Видела его глазами чужую землю. И море, но не это, ласковое, а грязное и отвратительно кислое на вкус — оно захлестывало с головой. “Это же вино. Что ты делаешь, братец?!” Ей снились короткие схватки не понятно кого с кем и за что. Снилась мешанина лиц — нападающих, проклинающих, мертвых, пьющих вместе с ним. Горели дома, какие-то люди просили пощады, другие подталкивали в спину: “Ты что, сомневаешься?!” И он перестал сомневаться. Разъяренные рожи вокруг не для того победили, чтоб кого-то жалеть. Дельфина просыпалась с тяжелой головой, словно все это было с ней. А, выйдя из дома, видела Наэва и Ану, и ту порой вспыхивающую между ними молнию, их полунамеки, понятные только им двоим, за столько лет брака не угасшую страсть. Видела в Гавани, как Наэв подбрасывает дочку к небу, прежде, чем оставить ее Унде и Корвилду. Слышала короткие споры тэру, быть ли Наэву Выбранным Главарем: “В Рогатой Бухте не растерялся и выбрался!” Почти все поддержали его, и Дельфина тоже. Ана поверяла ей свои надежды: быть может, в рейде будет зачат их долгожданный сын. А Дельфина не знала, что чувствовать. Она слишком любила их обоих, не могла винить их за то, что счастливы.