— Дьявол знает, что там за ведьма, — говорили воины, — а от нас разбойники еле ноги унесли.
Начинали громко хвалиться добычей, из которой им кое-что перепало, а, совсем захмелев, звали левшу-лантиса:
— Покажи-ка свой трофей святому человеку! Этим мечом сражалась…
— …сука! — вставлял Ансэл.
— …морская чертовка. Барт, что руками железные цепи рвал, рассказал бы тебе про нее. Но Барта теперь не спросишь.
— Меня спроси! — заплетался язык Ансэла. На нем от ребер до бедра остался толстый шрам, как память о прибрежной стычке. — Я сам бы там остался, если б не наш левша… А дрянь морскую, — ударял он кулаком по столу, — еще встречу и выпотрошу! Это хорошо, что ты, приятель, ее не убил… оставил мне…
Лантис соглашался и надеялся, что Ансэл, совсем наберется и захрапит раньше, чем начнет его снова благодарить или хуже того — предлагать ему в жены свою сестру. У Ансэла едва ли будет шанс отомстить той женщине, и лантиса это радовало. Хоть и был Ансэл его другом и соратником, а островитянка — опасным врагом.
Вопреки Берегу Зубов, не вязались в голове левши из Лантисии: женщина и месть, женщина и битва. Он верил, что морские сучки — не человеческие существа, не жены, не матери. Разновидность морских чудовищ, и убивать их — не грех. Верил — и все равно не мог забыть. Глаза цвета синих сумерек. Огромная рука, что срывает с нее шлем, мысль, что ей конец, и вольно рассыпавшиеся черные волосы. Лица ее не мог забыть — неожиданно мягкого. Свою дурацкую досаду: женщина, которую он отпустил, в руках сущего животного Барта. И свою совсем уж непозволительную радость, когда понял, что она жива. “Разве нет у нее отца или мужа? — гадал лантис. — Святой Марк! Почему никто не прикажет ей сидеть дома, пока ее, в самом деле, не выпотрошили?” Он отлично помнил, что лицо островитянки было разбито в кровь, понимал, что нежные черты привиделись ему под запекшейся коркой. Более опытные товарищи говорили, что это была Жрица, наложница сатаны. И все равно — наемник из Лантисии благодарил святого Марка, что не пришлось ее убить.
Морская Ведьма, по словам паломника, была огромного роста и “вся овита водорослями, как утопленница”. Лантис и не думал связывать эту историю со своей синеглазкой. И до сих пор не решил, в воображении или наяву шевелятся волны на ее мече.
Сад
Лет десять назад Герцог велел в самом сердце Ланда построить замок, который потом многие века так и называли — Новым. Возведенный на искусственном холме, обнесенный рвом, каменный, не деревянный (что было редкостью), он стал символом ландского могущества и предметом зависти соседей. Прежде сеньор со всем двором постоянно объезжал владения, проверяя управляющих, напоминая подданным о своей власти. Теперь эта обязанность перешла к его сыну Гэриху Ландскому, а Новый Замок стал постоянной резиденцией хозяина. Неприступный снаружи, изнутри убранный с уютной роскошью — говорили, что именно здесь старый Герцог хочет окончить свои дни.
Зимой уже на закате перед рвом появился незнакомец. Беспечно приблизился на расстояние, меньшее, чем полет стрелы, и потребовал (
— Видеть твоего господина.
Наверху рассмеялись:
— А господину нет нужды ради каждого бродяги опускать мост.
— Иди и скажи Герцогу: если б я желал ему зла, поднятый мост не помешал бы мне нынче же ночью войти в его покои и перерезать горло ему и всей его семье. И тебе заодно. Но я пришел с миром. Иди и передай это Герцогу.