– А тебе не кажется, досточтимый Тамзаа, – кротко молвил он, – что ты потихоньку впадаешь в детство?..
С улыбкой позволил пергаменту свернуться в трубку, поиграл свитком, затем бросил его на стол и вновь вскинул зловеще-ласковые, обведенные черными тенями глаза.
– Мне думается, дело было так, – мягко продолжал Улькар. – Упустив настоящего Шарлаха, вы с Альразом велели внезапно воскресшему Хаилзе срочно найти замену моему беспокойному подданному. Однако, прости, я разочарован. Все выглядит столь наивно и неуклюже, что я начинаю сомневаться в твоих способностях. Сановнику, не умеющему лгать достаточно правдоподобно, не место при дворе. Ты согласен со мной?
– Да, государь, – почтительно, но твердо отвечал Тамзаа. – Мне тоже показалось, что досточтимый Хаилза пытается таким образом выпутаться из этой неприятной истории. Однако я не мог скрыть его донесение, каким бы глупым оно мне ни казалось.
Улькар перестал улыбаться, по изможденному лицу его пробежала знакомая нервная рябь. Государь стремительно встал из-за стола и прошелся по убранному лиловыми шелками кабинету:
– Ну, допустим, подменили, – уже раздраженно заговорил он, резко поворачиваясь к Тамзаа. – С какой целью? Кому это понадобилось и зачем?
– Из донесения Хаилзы следует, что самому Шарлаху, – что напомнил сановник.
– Несомненно! – Государь яростно улыбнулся. – И что же, никто не заметил подмены? Ни стража, ни сообщник с которым его сюда доставили?
– Сообщница, – как бы извиняясь, поправил сановник.
Улькар запнулся:
– Женщина?..
– Да, государь…
Несколько секунд Улькар озадаченно молчал.
– Ну, хорошо… – произнес он наконец. – Сообщница… Я еще могу понять, почему молчала она. Но объясни мне, почему молчал тот, кем его подменили! Наверняка думал, что везут на казнь, и при этом – ни слова, ни попытки оправдаться!.. Кто он? Откуда взялся?.. Или он до того был предан главарю, что решил умереть вместо него?..
Досточтимый Тамзаа, не разгибая спины, беспомощно развел мягкие ладони:
– Государь…
– И наконец! – Улькар повернулся на каблуках и вновь пробежался по черно-лиловому кимирскому ковру. – Неужели судья Ар-Маура был настолько слеп…
Улькар остановился и надолго умолк. Серое измученное лицо его застыло. Постоял, медленно приблизился к столу, сел.
– Ар-Маура… – повторил он, слепо глядя мимо сановника. – Ар-Маура… – Затем глаза ожили. – Что о нем слышно?
– Жалуется, что не может вернуть денег, уплаченных Шарлаху за пленных.
– Да? – переспросил Улькар, явно думая о чем-то другом. – А кстати, которому из Шарлахов? Тому, что приводили ко мне?
– Да, государь, вне всякого сомнения. Досточтимый Ар-Маура сообщил, что головным кораблем бунтовщиков был именно «Самум».
Улькар с недоброй усмешкой разглядывал сановника.
– Все, что можно ему посоветовать, – язвительно заметил он, – это получить деньги с самого Шарлаха. Вот пусть этим и займется… Досточтимому Хаилзе моим именем прикажи идти в тень Ар-Мауры, а судье… Судье – снарядить и возглавить корабль, который тоже примкнет к каравану. Мне кажется, это будет вполне справедливо… И каких новых Шарлахах я слышать больше не желаю. Мне нужен тот Шарлах, с которым я здесь говорил… В чем дело, досточтимый?
Досточтимый Тамзаа был бледен. Все его надежды рушились…
– Государь… – еле выговорил он и умолк. Наступившая тишина не сулила ничего хорошего.
– Ясно… – Улькар скривил рот, брезгливо и безнадежно. – Опять ушел… Теперь понимаю, почему вы так настойчиво пытались подсунуть мне другого Шарлаха… Что молчишь? – Он бешено взглянул на сановника. – Ушел?
– Да, государь…
– Каким образом?
– Вчера флот Зибры прижал Шарлаха к пескам кивающих молотов…
Услышав про кивающие молоты, Улькар впился в сановника запавшими глазами, в которых тот, к удивлению и облегчению своему, не увидел ни гнева, ни испуга. Государь смотрел на досточтимого с подозрением – и только.
– Так… И что же?
– Он не остановился… – через силу вымолвил Тамзаа и осмелился снять кончиками пальцев капли пота с виска.
– Ушел… ТУДА?! – Государь вскочил.
– Да, государь… Несколько бунтовщиков прыгнули за борт и сдались войскам. Их допросили. Оказалось, что на «Самуме» начался ропот, люди требовали повернуть, но Шарлах и слышать об этом не хотел… – Тамзаа замолчал, со страхом глядя на государя.
Забыв про обмершего в полупоклоне сановника, тот оглаживал в тревожном раздумье черные тени у остановившихся глаз.
– Ну что ж… – как-то неуверенно молвил он, опускаясь на стул – В конце концов, это ведь бунтовщик… Не можем мы, в самом деле, уследить за каждым…
Такое впечатление, что государь перед кем-то оправдывался. Взгляд его, блуждающий по мрачным лиловым шелкам, вновь остановился на досточтимом Тамзаа.
– А скажи-ка… Что еще говорят спасшиеся? Неужели он вот так, без колебаний, бросил этот свой «Самум» на кивающие молоты?
Вопрос был задан неспроста, слишком осторожно, почти с опаской. Государя явно беспокоило что-то, сановнику не известное.
– Я не допрашивал их, государь. Но из присланного свитка явствует, что все обстояло именно так.