Разбойник

Блэквелл не дал ей разрешения, по крайней мере, вслух. Но он медленно подвинулся к краю кровати, затаив дыхание в широкой груди, а в его глазах появилась настороженность.

Фара тоже задержала дыхание, когда ее пальцы нащупали лацканы его сюртука. Мягко, с бесконечной осторожностью она раздвинула расстегнутые полы и, стянув сюртук с его рук, позволила тому упасть на пол. На Дориане осталась расстегнутая у ворота черная рубашка без галстука и угольно-черный жилет.

– Только не удерживай меня на этот раз. – Она поцеловала его в шею, сухожилия напряглись и подергивались под ее губами. – Я хочу касаться всего тебя, Дориан. Ты мне это позволишь?

Блэквелл оставался молчаливым и неподвижным, не произносил никаких обещаний, но и не пытался остановить Фару, когда она ловко расстегнула его жилет. Его глаза горели синим пламенем и сверкали, как вулканический камень.

Неистовое желание увидеть человека под черным одеянием охватило Фару. В нем было так много тайн. Так же много, сколько она уже раскрыла.

И теперь настало время раскрыть загадку Черного Сердца из Бен-Мора. Она было потянулась к пуговицам его рубашки, но он ловко перехватил ее запястья.

– Нет, – выдохнул Дориан. – Я не могу это допустить. Ты не захочешь увидеть.

– Дорогой муж! – Фара медленно проползла на коленях до самого края кровати, и он, не отпуская ее, позволил ей дотянуться до его лица. – Ты даже не представляешь, как сильно ошибаешься.

Блэквелл покачал головой.

– Моя кожа… Он не похожа на твою. Ее вид… оттолкнет тебя…

Фара вспомнила странные неровности под его рубашкой, которые нащупала в тот день в саду.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть этого.

– У тебя такие же руки, Дуган Маккензи, – прошептала она. – Я всегда любила твои руки, покрытые шрамами, какими бы израненными они ни были. Я скучаю по твоим прикосновениям уже семнадцать лет. – Вырвав у мужа свои руки, Фара разжала его ладонь, чтобы прижаться губами к шрамам его детских ран. – Доверяешь мне? – прошептала она, уткнувшись лицом в шрамы, которые лечила еще ребенком.

Фара потянулась к его рубашке, и он безучастно позволил ей это, сжав руку, как будто хотел удержать ее поцелуй в своей ладони. Сердце Фары все быстрее билось с каждой расстегнутой пуговицей, но она позволила его груди оставаться в тени до тех пор, пока не расстегнула последнюю, над заправленной в брюки частью рубашки.

Наконец Фара осторожно сняла рубашку и жилет с его могучих плеч и спустила их вниз по выпуклостям рук.

Не многочисленные порезы и шрамы на его груди вызвали у нее вскрик, хотя она чувствовала боль от каждого из них. От несравненной красоты его телосложения у нее перехватило дыхание. Тело Дориана было создано каким-то древним богом войны. Ни одна греческая скульптура не могла сравниться с ним, ни один художник не мог воссоздать гладкую, хищную мужественность, прорезавшую сложный ландшафт его торса.

– Ты прекрасен! – восхитилась она.

Его голова дернулась в сторону, как будто она его ударила.

– Не будь жестокой, – сказал он ледяным тоном.

Ее руки дрожали, когда она потянулась к Дориану, но не от страха, а от нетерпения. Фара впервые по-настоящему прикоснулась к мужу, прижав ладонь к твердой выпуклости его груди прямо над сердцем.

Внезапно его мышца сжалась и подскочила прямо под ее рукой. Фара провела пальцами вдоль пореза, тянувшегося от плоского соска вдоль его широкой грудной клетки. Другая ее рука нащупала участок грубой и шершавой кожи на другом его плече, которая, вероятно, когда-то давно была сильно обожжена.

– Мне так жаль, что тебе пришлось столько всего пережить. – В тусклом лунном свете Фара не могла в подробностях разглядеть следы всех его былых ран, и это ее радовало. Некоторые из них прятались в тени. Несмотря на то что ее сердце ныло от боли, желание расцвело между ее ног, и мышцы там стали ритмично сжиматься. – Мои прикосновения никогда не причинят тебе боли, – пообещала она, медленно поглаживая его грудь.

Глаза Дориана закрылись, как будто он был не в силах смотреть на происходящее. Его дыхание стало прерывистым и затрудненным, а сердце под ее рукой стучало, как копыта бегущего скакуна. Он поднял руки, чтобы накрыть ее кисти, и сделал движение, как будто хочет оттолкнуть их от своей кожи. Но не оттолкнул.

Фара поняла, что это позволяет ему контролировать ситуацию. Он принял активное участие в ее эксперименте, чтобы направлять ее или позволить ей самой исследовать его тело, в зависимости от того, какие чувства у нее вызовут ее движения.

Зная о его нерешительности, она погладила широкие гребни его ребер и остановилась, чтобы исследовать каждую ямку, образованную сжатыми мышцами его живота. Она нашла еще несколько царапин и шрамов, но проигнорировала их, сосредоточившись на твердом бугре под его низко сидящими на бедрах брюками.

Фаре нравилось трогать его. Раскаленный, как клеймящий стержень, он так и рвался из своих оков.

– Мои руки доставят тебе удовольствие, – пообещала она, теребя застежку его брюк.

Когда она коснулась губами полотняного барьера его белья, Дориан отпрянул так резко, что его движение скорее напоминало прыжок.