Разбойник

Сегодня он не терпел ее прикосновения – он наслаждался ими. Она была совершенно права. Фара не могла быть испорчена – она слишком чиста, чтобы ее коснулась его тьма. Больше того, он стал чувствовать себя менее гадко, как будто некоторые трещины в его душе оказались зашитыми ее руками.

Дориан закрыл глаза, ругая себя за глупость. Все это время он боялся не ее, а самого себя. Боялся, что близость выведет на поверхность жестокие страхи проведенных в тюрьме лет.

Он должен был догадаться. Она была его Феей. Его душа помнила ее. Он был убийцей, злодеем, но он скорее перережет себе горло, чем повредит хоть один волосок на ее голове.

Дориан вспомнил страсть в ее глазах, когда она его раздевала. Он был искренне признателен ей. Желание обладать ею заставило Блэквелла почувствовать себя не уязвимым или слабым, а мощным. Мужественным. Как будто ему было по силам покорить звезды и все неведомые миры за их пределами.

– Надеюсь, ты понимаешь, что мадам Сандрин будет очень сердита на тебя, – вымолвила Фара, лениво зевая.

Он уткнулся носом в ее кудри, вдыхая аромат лаванды так глубоко, что тот проник в самые уголки его легких.

– Я думал, ты спишь, – пробормотал он, смущенный тем, что это были первые слова, сорвавшиеся с ее губ. Вероятно, она пыталась успокоить его, создавая спокойный момент после бурного соития.

Она была так чертовски ему дорога.

– Не пытайся поменять тему разговора, – сказала жена с дразнящей улыбкой. – Тебе придется ответить за уничтожение всего моего гардероба за одну ночь.

Руки Дориана поглаживали шелковистую кожу ее спины, отчего по его коже побежали мурашки. Ему никогда не надоест прикасаться к ней. Он никогда не перестанет восхищаться неестественной мягкостью ее волшебной кожи. Казалось, он гладил зеркало. Держал в объятиях ангела. Такая женщина, как она, не принадлежала к этой проклятой земле.

– Одежда не понадобится тебе еще некоторое время, – сообщил ей Дориан. – Потому что я намерен держать тебя обнаженной как можно дольше.

Фара высвободилась из его объятий, чтобы перекатиться на спину и театральным жестом прижать руку ко лбу.

– Может, ты передумаешь и предпочтешь гарем куртизанок? – Она вздохнула. – Не думаю, что выживу в постели печально знаменитого Черного Сердца из Бен-Мора.

Дориан лег на бок, чтобы господствовать над ее распростертой, бледной плотью, его рука провела по нижней стороне одной идеальной груди.

– Ты не хочешь помочь мне опросить их? – беспечно спросил он.

Фара отмахнулась от него, притворяясь рассерженной.

– Конечно, нет! – Она фыркнула, теперь уже полушутя. – Я выцарапаю глаза любой женщине, которая посмеет прикоснуться к тебе.

Рука Дориана потянулась к другой ее груди.

– Я и не подозревал, что вы так безжалостны, леди Черное Сердце, – поддразнил он, облизывая сосок, а затем подув на него, чтобы с удовольствием увидеть, как тот сморщится.

– О боже, да! – Ее восклицание было прервано легким вздохом.

– Знаешь, я застрелил одного человека и одного зарезал, – признался он. – Я могу быть очень опасным при необходимости.

Дориан вмиг пришел в себя, его легкие сдулись, когда он провел своими большими руками по нежной линии ее руки. Его снова поразило, как она хрупка, как легко ее сломать, легко потерять.

– Неужели быть женщиной все время так страшно?

Улыбка Фары померкла, но в ее милых серебристых глазах все еще горел игривый огонек.

– Что за вопрос! Что ты имеешь в виду?

– Ты такая… мягкая, хрупкая, – восхищался он. – Как кусочек редчайшего лакомства, только и ждущий, чтобы на него напали. А мы, мужчины, ничем не лучше волков, нет, стервятников! Чертовы хищники, – выругался он. – Как вам, женщинам, удается набраться храбрости и выходить из дома? Более того, почему я это допускаю? – Блэквелл начал думать обо всех опасностях, которые мир приберег для нее, и его ладони стали покрываться потом.

Фара провела пальцем по длинному шраму, который он получил от портового пирата много лет назад.

– Тебе не кажется, что ты позволяешь своему уникальному жизненному опыту немного туманить тебе взгляд? Я прожила среди опасных преступников и богемы почти двадцать лет, и никто за мной не охотился. – Жар смягчил серебро ее радужек до более темного серо-зеленого цвета. – И мне даже жаль, потому что мне нравится быть твоей добычей.

В Дориане вспыхнул тот самый тревожный инстинкт собственника, который он впервые ощутил в библиотеке «Эпплкросса».

– Только моя! – объявил он ночи.

– Я всегда была только твоей, – подтвердила она.

Блэквелл смотрел на нее сверху вниз, и его сердце забилось где-то в горле.

– Я… люблю тебя, Фара! – проникновенно произнес он.

Она быстро заморгала, ее глаза затуманились.

– Я тоже люблю тебя, Дориан.

Он приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза.

– Ты не понимаешь. Я всегда любил тебя. С того самого мгновения, когда увидел тебя на том кладбище, я полюбил тебя с силой зрелого мужчины. Так сильно, что это пугает меня больше, чем ты можешь вообразить.

К его изумлению, ее лицо осунулось, а между бровей залегла тревожная морщинка.

– Неужели ты просто не понял?