Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа

— Я стал мирабом, чтобы помогать несчастным, которые изнемогают под бичом берберов. Говорите, господин барон, — все, что я смогу сделать для вас, я с удовольствием попытаюсь сделать.

Синьор ди Сант-Эльмо кратко рассказал ему о неожиданном нападении берберов на остров Святого Петра, о штурме замка, о предательстве Зулейка, о похищении графини ди Сантафьора и о своей попытке догнать похитителей, попытке, которая, если бы не появились две фелуки фрегатаров, закончилась бы для мальтийцев полной катастрофой.

— Графиня ди Сантафьора здесь! В плену! — воскликнул старик, охваченный ужасом. — Я знал ее отца, у этого храбреца хватило смелости прийти сюда и обстрелять из пушек алжирские форты. Знал я и его замок. Берберы поклялись разрушить эту крепость, чтобы отомстить за обстрел. Они сдержали слово.

— А вы никогда не слышали о Зулейке? Он говорит, что он князь, потомок калифов Гранады и Кордовы, — спросил Нормандец.

— Зулейк… просто Зулейк?

— Бен-Абад! — сказал барон.

— Да, это одна из самых известных семей Алжира, — ответил мираб. — Они были очень могущественны, богаты и, думаю, таковыми и остаются. У них грандиозные дворцы, замки, галеры. Мне легко будет узнать, где живет этот Зулейк и где он спрятал графиню ди Сантафьора.

— Вы думаете, что пленница у него? — спросил барон обеспокоенно.

— Корсары пришли вчера вечером, — ответил мираб, — потому они не могли к сегодняшнему дню поделить пленников.

— Зулейк мог ее увести.

— Нет, это невозможно. Право первого выбора рабов принадлежит бею, потом выбирает Кулькелуби, самый жестокий из берберов, потом владельцы тюрем. Прежде них никто не может высказывать свои пожелания, даже капитаны галер.

— А если Зулейк, сговорившись с капитанами, решил скрыть ее?

— Он не осмелится. Здесь легко убить человека, даже если он принадлежит к знатной семье.

— А где могут быть пленники?

— В тюрьме паши, она самая большая из всех, — ответил бывший тамплиер. — Прежде чем будет сделан отбор пленных и перейдут к продаже рабов, пройдет несколько недель, барон. Графиня молода и красива?

— Да, это очаровательная девушка, — сказал Нормандец.

— Это правда, — сказал барон с печальной улыбкой.

— Тогда ее наверняка не продадут, — сказал мираб. — Может, так и лучше, она, по крайней мере, останется в Алжире. Будет очень трудно выкрасть ее из гарема паши, бея или Кулькелуби, но мы ведь смогли помочь нескольким пленницам, не так ли, Микеле?

— Да, синьор, — ответил Нормандец.

— Завтра вечером, в этот же час, возвращайтесь сюда, барон. Я уверен, что смогу рассказать вам о Зулейке Бен-Абаде и о несчастной графине. Только смотрите берегитесь, следите за тем, чтобы у вас не вырвалось ни одного неосторожного слова, во всем следуйте советам этого человека, он один из самых ловких и умелых фрегатаров Средиземноморья.

— Я буду слушаться его во всем, — отвечал молодой дворянин.

— И правильно сделаете, — сказал мираб. Потом, повернувшись к Нормандцу, он спросил: — Ты пришел сюда только по этому делу, Микеле?

— Нет, — ответил моряк. — Меня послал испанский посол при Святом престоле, чтобы попытаться освободить его племянника, маркиза де Верагруа, вы должны его знать.

— Ты приехал слишком поздно, — сказал мираб со вздохом. — Этот бедный молодой человек умер две недели назад от мук и страданий. У Кулькелуби рабы не живут долго.

— Тогда моя миссия закончена.

— Да, и ты сможешь посвятить себя целиком, всю твою хитрость и смелость барону ди Сант-Эльмо и освобождению графини ди Сантафьора.

— Может, так и лучше, — сказал Нормандец. — У меня будет больше свободы действий.

— Идите, дети мои, — сказал старый мираб, — уже поздно, мне нужно отдохнуть.

Он взял лампу и проводил их до порога, пожелав доброй ночи и пожав всем троим руки.

— Должно быть, он очень хороший человек, — сказал Железная Башка, когда они вышли. — Он рискует жизнью ради спасения других.

— Да, это так, — ответил Нормандец. — Но ему нужно прожить еще лет сто ради блага христиан, которые оказались в плену у алжирцев.

— Куда мы теперь пойдем? — спросил барон. — На фелуку?

— Небезопасно ходить ночью по городу. Могут подумать, что мы христиане, сбежавшие из тюрьмы. Поэтому я предпочитаю вернуться к ренегату, там найдется удобный диван, и там мы будем в безопасности.

— А что скажут ваши люди, если мы не вернемся?

— О, они уж точно не будут беспокоиться, будьте уверены. Они привыкли к моим более или менее долгим отлучкам.

Они завернулись в шерстяные плащи, поскольку ночи в Алжире довольно прохладные, особенно когда ветер не дует с юга, и направились к пальмовой рощице, обходя бастионы Касбы.

Шли они осторожно, постоянно оглядываясь, казалось, что Нормандец чем-то обеспокоен, хотя вокруг не было ни души. Он часто останавливался, как будто пытаясь уловить какой-то шум.

— Я бы сказал, что вы боитесь, что за нами следят, — сказал барон.

— Знаете, о ком я думал сейчас? — ответил Нормандец.

— Нет.

— О том бедуине.

— Опять?

— А что вы хотите? Мой инстинкт мне подсказывает быть начеку и опасаться этого человека. Ваш ятаган при вас?

— Да, и еще пистолеты и кольчуга под камзолом, — ответил барон.