Разбойный приказ

– И я не помню. – Пожав плечами, Прохор вдруг приложил палец к губам, прислушался, и на пухлых губах его зажглась, засияла радостная улыбка, словно бы осветившая грубое лицо молотобойца. На щеках кулачного бойца заиграли ямочки, взгляд стал такой наивный, детский, что Митрий, посмотрев на него, фыркнул и засмеялся. В общем-то было чему радоваться – из-за лесочка выплывал, приближался звонкий девичий голос:

Уж как стал наш воробышек порхати,
Порхати, порхати, порхати…

И вот наконец из-за кустов на лугу показалась Василиска. Завидев ребят, замахала руками, припустила бегом, так, что распущенные волосы ее забились по спине водопадом, падая темной болотной водицей на старое сермяжное платье.

– Милые вы мои, – подбежав, девушка обняла сразу двоих, – други! Прошенька, а ты-то как здесь?

– Да так… – отмахнулся молотобоец. – Проходил вот мимо, гляжу – Митька. Ты лучше скажи – как ты?

– А эти? – Василиска вдруг напряглась. – Обозники. Уехали?

– Уехали. Станут они по лесам за нами таскаться, чай, и другие дела имеются. Где пряталась-то, в лесу?

– В орешнике. – Девушка улыбнулась. – Поначалу у реки ждала, будто русалка. Потом шум какой-то почудился – вроде как бежал кто-то. Вот и я долго не думала, в лес подалась, затаилась. Вас как услыхала, обрадовалась.

– Да, уж мы старались, – горделиво приосанился Митрий. – Выводили громко, как певчие в Преображенской церкви.

– Да уж, – Василиска кивнула. – Ничего не скажешь, орали премерзко – далеко слыхать.

Оба «певца» переглянулись и дружно расхохотались, после чего Митрий пристально посмотрел на дружка:

– Так ты, Проша, выходит, проводить нас пришел?

– Да нет, други, не проводить, – со вздохом отозвался Прохор. – С вами теперь пойду.

– Вот славно как! – обрадованно воскликнула Василиска и от избытка чувств чмокнула парня в щеку. Тот покраснел, сконфузился, но было видно, что поцелуй сей ему дюже приятен.

Митька тоже обрадовался и, задумчиво покачав головой, предложил пробираться к броду.

– А по пути ты бы, Проша, рассказал нам, что да как. Чай, мы тебе не чужие.

Молотобоец снова вздохнул, еще тяжелее прежнего, повел плечом, словно примериваясь для удара, и, с шумом выдохнув, с какой-то обреченностью махнул рукой:

– Так и быть, слушайте. Кому и рассказать, как не вам?

Выслушав Прохора, Василиска ахнула, а Митрий поскреб заросший затылок и нараспев протянул:

– Ну и дела-а-а…

Однако тут же взял себя в руки и продолжил уже самым деловым тоном:

– Значит, таможенный монах Ефимий убит при твоем содействии. Не вздыхай, ты ведь ничего не ведал! А вот хозяин твой, Платон Акимыч, похоже, тот еще змей. Ты, Прохор, думал – кого-то просто-напросто проучить придется, а вишь – дело до убийства дошло. Видать, поджидали Ефимия на бережку, у омута, куда ты его сверзил. Так?

– Ну да, – шепотом согласился Проша. – Так.

Он виновато шмыгнул носом.

– А перед этим, если я правильно понял, хозяин твой упоминал московского купца, дескать, что-то он для него должен сделать… – Митрий задумчиво намотал на палец свой длинный темно-русый локон.

Прохор кивнул, и Митька неожиданно улыбнулся:

– Тогда тут, выходит, прямая связь – между московским гостем и убийством таможенника. Я, кстати, как раз в тот день и видел, как купчина шептался с Ефимией, видно, подговаривал на какое-нибудь темное дельце. Но, – отрок важно поднял вверх указательный палец, – таможенный монах Ефимий – человек ответственный, честный и неподкупный, о чем все хорошо знают. А из этого следует что?

– Что?! – хором поинтересовались Прохор и Василиска.

– А то, что московит ни о чем с Ефимием не договорился и решил его убрать. Видать, слишком много наговорил такого, после чего ну никак не можно было оставлять чернеца в живых. И тогда выходит, что заказал убийство московский торговый гость Акинфий, а исполнил заказ твой хозяин, известнейший на посаде человек, владелец кузниц Платон Акимыч Узкоглазов! Вопрос: зачем ему это было надо? Я имею в виду Узкоглазова. Что за дела у них с московским купцом? Почему московит имел на Узкоглазова такое влияние, что заставил пойти на убийство?

– Н-не знаю… – растерянно протянул Прохор.

Митька кивнул:

– Правильно, не знаешь. И никто пока не знает, исключая московского гостя и твоего дорогого хозяина. Кстати, и убийство какое-то странное. Ты точно видел, как монах выплыл?

– Вот те крест! – Прохор истово перекрестился. – Христом-Богом клянусь и заступницей нашей, Пресвятой девой Богородицей Тихвинской! Да ведь и бил я не сильно – как бы не выплыть?

– Угу… – Митрий задумался, но ненадолго. Усмехнулся нерадостно, молвил: – Ежели все, как ты говоришь, Проша…

– Так! Так!

– …то, выходит, твой хозяин тебе не очень-то доверял! Еще и других людишек послал – они чернеца-то внизу, на реке, поджидали. Как вылез монах из воды – треснули по башке каменюкой… Н‑да-а… Жаль Ефимия, хороший человек был. И тебя, Прошка, жаль.

– Меня-то чего? – обиженно прогудел Прохор.

– Да пойми, ведь Платон Узкоглазов тебя со свету сжить хочет! – вступила в разговор Василиска. – За убийство чернеца знаешь что бывает?