Раздел имущества

И тогда мадам Шатиньи-Дове произнесла это вслух:

— Честное слово, мадемуазель, вы сама могли бы быть Жанной!

В тот же миг Эми почувствовала, что это правда: это была она. Все смотрели на нее, вокруг раздавались голоса, в которых слышалось удивление и даже — казалось ей — осуждение. Она ощущала, что на нее, Эми Хокинз, направлено все европейское негодование, и, вцепившись в Поля-Луи, она выскользнула из вестибюля.

Выйдя, она постаралась обдумать все спокойно. Она твердо решила уехать из Вальмери, хотя намеченный срок ее пребывания в отеле еще не закончился, и отправиться в Париж немного раньше. За это время она уже догадалась, что безделью необходимо учиться, это искусство, а катание на лыжах составляло часть этого искусства, которое она пока не освоила. В Париже она постарается больше читать.

Конечно, потом она не будет бездельничать — у нее будет ее фонд, и она станет заниматься взаимопомощью. Но пока она здесь, в Европе, изучает и то и другое, она должна больше учиться. Конечно, французский и немецкий языки, по методу Крейка, с преподавателем, поскольку она уже поняла, что когда занимаешься сам, то уроки постепенно сходят на нет. И еще, наверное, уроки дикции и владения речью, поскольку уже несколько раз она слышала отзывы о голосах американских женщин, и теперь, когда это стало ей известно, она будет обращать внимание на то, что имеют в виду люди, когда рядом с ними находятся другие американки. Она не представляла себе, обладает ли она таким же резким громким голосом. Не то чтобы европейцы говорили так уж красиво: у них были высокие неестественные голоса, они говорили как будто нараспев, и Эми это раздражало; хотя голос мадам Шатиньи-Дове, звучащий с сексуальной хрипотцой, ей нравился.

В любимом баре Поля-Луи, «Ле Неж», она сказала ему, что хотела бы отменить свой абонемент на следующую неделю.

— Mais[136], Эми, вы только что стали набирать форму, — ужаснулся Поль-Луи.

Эми заверила его, что будет часто сюда приезжать, предупреждая его заранее по электронной почте, и что он был великолепен. Она проявила твердость. Эми не смогла удержаться и не спросить, почему он только теперь пригласил ее подняться к нему.

— Вы мне очень нравитесь, Эми… — ответил он.

— Очень жаль, что вы не подали мне никакого… гм, знака. — Эми с сожалением улыбнулась. — Почему?

— Можно откровенно?

— Мне бы очень хотелось знать, на самом деле. Раньше никто не отвергал мои очевидные попытки. Почти никто.

— Я не знал, что вы так скоро уедете.

— Да, но?

— Ну, мы разговариваем — все лыжные инструктора, — обмениваемся впечатлениями, и все они говорили, что с американками лучше не спать, потому что они думают, что вы собираетесь на них жениться.

Эми рассмеялась. Неужели правда? Звучит как международное недопонимание, но откуда это пошло?

Разговаривая ночью с Сигрид, Эми рассказала ей о своих переживаниях по поводу Жанны д’Арк и о серебряном сиянии своего дорогого лыжного комбинезона.

— Как ты думаешь, это могла быть я? Как ужасно, что я об этом подумала! Но этого не может быть. Думаю, я бы знала, если бы поблизости произошел оползень, лавины производят много шума — по телевизору все время их показывают. В тот день я ничего не слышала, там было тихо, как в могиле.

— Эми, — неожиданно произнесла Сигрид мрачным голосом, — никому ничего не говори. Пообещай мне. Это очень важно. Ты поняла, что я сказала? Ни слова.

Эми поняла. Она, кажется, забыла о том, как серьезно изменилась ситуация с ее личной ответственностью.

Глава 30

В то утро в больнице альпийские спасатели расспрашивали Керри, побуждая ее забраться в самые дальние уголки памяти, восстанавливать события по минутам — так, чтобы они могли решить, не похоронен ли под лавиной еще один человек — женщина, которую могла видеть Керри, либо что-то другое, объясняющее ее видение. Они сделали предварительный вывод, что оползень образовался между Веннами и тем, кто находился выше их. Они планировали исследовать этот район с собаками и с радиолокационным оборудованием и выяснить, нет ли там еще одной жертвы.

Находя все происшедшее забавным, Эмиль начал брать интервью у местных жителей, церковных служителей и психиатров, приглашая их выступить перед камерой. Сейчас же он, в окружении других представителей прессы, обсуждал результаты своих интервью и сделанные из них выводы. Когда бы Керри ни начинала говорить, они всегда включали магнитофоны и записывали ее слова.

— Она указала на нас своим копьем, особенно на моего мужа, а потом мы услышали низкий грохочущий звук и что-то стало двигаться по направлению к нам.