Раздел имущества

Всё предвещало cheâau проблемы, как и предсказывал учтивый месье де Персан. Если Поузи все-таки хотела получить свои деньги для осуществления собственных планов (антикварный магазин, торговля кашемировыми платками, небольшой домик в Челси…), ей нужно будет продать свою долю. Кусок поделенной на части недвижимости ей не нужен. Руперт же, с другой стороны, надеялся сохранить château и возглавить издательский бизнес отца, что было замечательным способом избавиться от «бремени», как он называл свою работу в Сити. Он предполагал, что их мачеха Керри будет приветствовать подобные планы, хотя с ней эти вопросы пока никто не обсуждал. Поэтому он предпочел бы использовать свои английские десять тысяч фунтов, чтобы вступить в права наследства во Франции и чтобы им не пришлось продавать château, — планы, совершенно противоположные планам Поузи.

За прошедшие после этого события недели Поузи увяла, стала не такой шумной и воинственной, какой привык ее видеть Руперт. Он поговорил об этом с Пам. Поначалу они думали, что Поузи преувеличенно переживает из-за смерти отца, как будто только она одна понесла утрату. А разве Руперт тоже не потерял отца? Все теряют родителей — Поузи ничем не отличается от остальных. И все-таки она продолжала скорбеть об отце, как будто ее потеря символизировала собой все драмы ее жизни — надо сказать, относительно благополучной жизни, насколько Руперт мог судить: она была привлекательна, имела надежную работу и степень Кембриджского университета. Один раз он наклонился к ней через стол, чтобы обнять ее, и по ее напряженному телу понял, что она беспокоилась не только об отце. Возможно, она была больна, а может быть, на грани нервного срыва.

«Может, и так», — думала сама Поузи. Находиться в Англии в состоянии полной неопределенности, каждый день ездить на Кингз-роуд в модный магазин «Рани», подниматься в душную комнатенку на третьем этаже, где размещалась бухгалтерия, иногда спускаться в магазин клиентки которого с насмешкой воспринимали ее оксфордский акцент. Ее воображением все больше и больше завладевала мысль о деньгах за château, она все прочнее олицетворяла собой свободу — свободу, которой ей никогда не добиться без денег. Она знала, что должна удовлетвориться своей долей château и тех ценностей, которые обнаружились в сейфе отца, но даже такая перемена в состоянии не могла развеять мрачного отчаяния, свинцовой пелены, которые набросили на ее жизнь последние события.

Чем больше она приходила к мысли о том, что смерть и разочарования суть неотъемлемая часть жизни, тем важнее для ее будущего казались деньги и тем более вправе она считала себя их получить. Парадоксально, но в то же самое время возможность получения денег, даже десяти фунтов, вынуждала ее противостоять реальностям жизни — этой скучной работе и существованию без любви, о которой только и можно было говорить, за исключением того, что ей придется слишком много работать, чтобы удержаться на плаву, — и просто обычного угнетающе монотонного существования, пока она медленно продвигается к среднему возрасту. Когда бы она ни начинала об этом думать, ею овладевала жалость к себе, и ее решимость получить свою долю денег и с помощью нее изменить жизнь крепла, даже если это и разрушит планы Руперта.

Сегодня Поузи отправилась из своей квартиры на Портобелло-роуд на метро, чтобы попасть на вокзал Ватерлоо, с которого отправлялся экспресс «Евростар». На Пикадилли, где ей надо было делать пересадку, она с трудом потащила вверх по лестнице свой чемодан на колесиках. До этого она звонила матери, чтобы убедиться, что та не передумала, что именно Поузи должна ехать, чтобы совершить эту «священную» миссию и отвезти прах отца во Францию. И сегодня именно Поузи везла прах, потому что Руперт не смог оставить работу еще на некоторое время, а все они считали, что для Пам было бы неуместно отвозить прах отца его вдове. Поузи чувствовала, что Пам и Руперт относятся к ней с некоторым недоверием, как будто она могла осквернить прах Адриана — может быть, выбросить его.

В зале ожидания для пассажиров «Евростар» Поузи купила два журнала мод — «Вог» и «Парископ» и, подумав о Париже, почувствовала приятное волнение, даже несмотря на свое трудное дело. Она уедет подальше от магазина «Рани», получит удовольствие от приключения, французской еды, Англия останется далеко, и, может быть, Поузи даже увидит Эмиля. Объявили посадку. Она покатила чемодан к эскалатору и тут заметила впереди себя знакомую фигуру — высокую, с худыми плечами и тощей шеей; картину дополняли седые волосы с забавным розовым оттенком и мятое пальто. Без всяких сомнений — поэт Робин Крамли собственной персоной, как и она сама, направлялся в Париж, прихватив с собой «Файнэншл таймс».

— Здравствуйте, — сказала Поузи, подкатив к нему чемодан. — Кажется, им не удастся удержать нас вдали от круассанов и улиток.