Разделенные океаном

— Думаю, что совсем скоро мы увидим ее имя на афишах Бродвея. — Он продолжал хлопать в ладоши, выкрикивая: — Еще, еще! — Что ж, одним пылким поклонником у Анны стало больше.

Вспыхнул свет, и к гостям устремились официанты с подносами, уставленными бокалами со спиртным. Левон вновь угостился шампанским: он уже сбился со счета, сколько бокалов выпито. Без сомнения, утром, если не сегодня вечером, его ждет неминуемая расплата.

И опять комната погрузилась в темноту. Анна появилась в зеленом тоненьком платье и балетных туфельках, которые Левон купил для нее у Амелии на Деланси-стрит. Девушка запела:

— Я просыпаюсь и понимаю, что думаю о тебе и что ты мне снился всю ночь... — Голос у нее был сочный и богатый, это был голос женщины, а не девочки.

На середину комнаты фланирующей походкой вышел Герби в зеленой цыганской рубахе и штанах в тон и стал подпевать ей приятным баритоном. Танец, последовавший за этим, был полон печали одиночества и закончился тем, что Герби вынес Анну из комнаты, держа ее на вытянутых руках над головой.

Левон заметил, что зрители беспокойно перешептываются и ерзают. Быть может, гостям уже наскучило, или же они предпочитали быстрые танцы. Аплодисменты были жидкими и недружными, и только Карл и Левон хлопали, не жалея ладоней. А потом у Левона так сильно закружилась голова, что он не смог встать. У него сложилось впечатление, что собравшиеся взялись за руки и запели «Старое доброе время»[41], но он не был в этом уверен.

— Ты глупец, Лев, — язвительно, но с улыбкой сказала Тамара на следующее утро. — Тебе следовало быть осторожнее, учитывая то, сколько лет ты не брал в рот ни капли спиртного.

Левон застонал и уронил голову на кухонный стол.

— Вечеринка была замечательной, — произнес он слабым голосом. — И очень мне понравилась.

— Полагаю, Анне пришлось вызывать такси, чтобы доставить тебя домой.

Анна все еще оставалась в постели — разумная девочка.

— Нет. Лиззи Блинкер, жена Олли, отправила нас на «дюзенберге»[42].

Странная это была беседа: Тамара говорила на их родном языке, а Левон отвечал ей по-английски.

— Лиззи и Олли! Прямо как персонажи из мюзикла.

— Они очень милая пара, и щедрая к тому же.

— Ты уже говорил, что шампанское у них было великолепным, но только посмотри, что оно с тобой сделало. Ты уже закончил, родненький? — обратилась она к Джону, который сидел у нее на колене и ел свою утреннюю детскую молочную смесь.

Малыш выпустил изо рта бутылочку и очаровательно улыбнулся Левону.

— Доброе утро, — простонал Левон, поднимая голову.

— Хочешь кофе?

— Ты спрашиваешь меня или Джона?

— Тебя. Разве ты не заметил, что моему голосу недостает любезности? — Тамара вновь улыбнулась.

Левона злило, что его похмелье кажется ей забавным.

— Жаль, что тебя не было со мной вчера вечером, дорогая, — сказал он. — Тебе бы очень понравилась вечеринка. Анна была... У меня нет слов, чтобы передать, как хороша она была: будущая звезда в процессе становления, если верить моему другу Карлу. Он адвокат, кстати сказать.

— Ты тоже адвокат, но я доверяю твоему суждению не больше, чем мнению этого Карла.

— Мы договорились пообедать вместе как-нибудь на следующей неделе. Он специализируется на частной собственности. Я намерен направить к нему нескольких своих клиентов, а он передаст мне кое-какие свои судебные дела.

— Другими словами, дела убийц, бутлегеров[43] и прочих нехороших людей.

Прежде чем Левон успел ответить, в дверь постучали. Тамара посадила Джона к нему на колени и пошла взглянуть, кто это. Вернулась она в сопровождении мужчины, в котором Левон узнал одного из вчерашних официантов.

— Вам презент от мистера Блинкера. — Официант опустил на пол картонный ящик. — С наилучшими пожеланиями.

— Что это?

— Фрукты. — Официант подмигнул.

Тамара попыталась дать ему пятьдесят центов на чай, но он лишь отмахнулся и ушел, крикнув на прощание:

— С Новым годом!

— Если там фрукты, — сказала Тамара, — то почему в ящике звякнуло, когда он опустил его на пол?

— Открой его, и мы все узнаем, — посоветовал ей Левон.

В коробке оказалось полдюжины бутылок французского вина. Мнение Тамары о бутлегерах изменилось моментально и самым радикальным образом.

В новой конторе было целых три комнаты: одна для Эмили, другая — для него и третья — приемная для ожидающих своей очереди клиентов. Контора располагалась сразу за Юнион-сквер, в пяти минутах ходьбы от его квартиры.

Весной, когда Джону исполнилось полгода, Тамара вновь стала настаивать на том, что им следует переехать в более просторное жилье с собственным садом. Пока Левон был на работе, она с ребенком ездила осматривать земельные участки. Похоже, Тамара остановила свой выбор на Бруклине и садилась на автобус, который вез ее через мост на другой берег, когда риэлторы звонили ей с сообщением о том, что на продажу или для найма выставлен очередной дом, — они провели себе в квартиру телефон. Когда Левон возвращался домой после работы, жена подробно рассказывала ему о своей поездке, объясняла тонкости планировки и неизменно добавляла, что Джону дом очень понравился, как, кстати, и ей.