Разделенные океаном

— Джон сам тебе это сказал, не так ли?

— Я вижу это по его глазам, как они загораются. Знаешь, Лев, на участке с домом, который я смотрела сегодня, разбит огород.

— И ты думаешь, что я буду там возиться? — быстро спросил он.

Последнее, чем бы ему хотелось заниматься в свободное время, это выращивать овощи. Левон постепенно превращался в заядлого театрала и полюбил ходить в кино. Тамару подобное времяпрепровождение не интересовало, поэтому компанию ему составлял Карл, который не был женат, или Герби с Анной, или Блинкеры — Олли постоянно бронировал ложу в театре и неизменно приглашал Левона.

— Огородом я займусь сама, — с раздражением отозвалась Тамара. — Кстати, завтра я встречаюсь с Лиззи Блинкер. Я позвонила ей, и она пригласила меня на чай.

Левон удивился и обрадовался. До сих пор его жена не изъявляла желания познакомиться с Блинкерами.

— Она тебе понравится, — заверил он.

— Давай на эти выходные съездим посмотреть на дом с огородом? — предложила Тамара.

— Хорошо. — Левон почувствовал себя побежденным.

— Я договорюсь с риэлтором, — с торжеством заключила она.

Анна не захотела переезжать. Она ничего не сказала, но Левон обо всем догадался по ее лицу, когда затронул эту тему в разговоре. Оно замкнулось, как бывало всегда, когда речь заходила о чем-то, чего она не желала слышать. Когда Анна сказала ему, что полюбила Нью-Йорк, Левон понял, что она имеет в виду Манхэттен с его яркими огнями, театрами, маленькими улочками и широкими авеню, универмагом «Мэйсиз» и рынком на Малберри-стрит, Таймс-сквер, собором Святого Патрика, куда они иногда ходили на мессу — по некоторым обмолвкам и намекам он выяснил, что Анна, как и он с Тамарой, принадлежит к католической вере, — и мириадами других вещей, благодаря которым эта часть Америки стала уникальной и не переставала изумлять их. В хорошую погоду Левон будет скучать по той части пути, которую он, идя с работы домой, проходил пешком, подавая пять центов органисту, который играл исключительно итальянские оперы, по прогулкам в Центральном парке весной, когда почки на деревьях только начинали набухать, или осенью, когда листья опадали. Ему будет не хватать театров, располагавшихся буквально за порогом его квартиры ресторанчиков, в которых подавали угощение со всех концов земного шара, шума и энергии Манхэттена.

— Если я посмотрю тот дом в воскресенье, — обратился Левон к Тамаре, — ты обещаешь сделать кое-что ради меня?

— Лев, мы подыскиваем себе дом не ради меня, а ради всех нас — тебя, меня и Джона. — Он обратил внимание на то, что Тамара не упомянула Анну. — Ладно, что тебе от меня нужно?

— Стань американской гражданкой.

Сам он уже думал и говорил, как американец. Левон употреблял такие словечки, как «йиппи»[44] и «оки-доки»[45]. Он называл Карла «приятель», а доллары именовал «баксами» — но только когда играл в покер со своими друзьями-адвокатами во время долгого обеденного перерыва два раза в месяц по пятницам, о чем Тамара даже не подозревала. Левон хотел принять участие в следующих выборах и голосовать за демократов, так же, как это делали Карл и Олли Блинкер. В глубине души он уже ощущал себя американцем.

— Хорошо, Левон, если ты действительно этого хочешь, — ровным голосом ответила Тамара, — я исполню твою просьбу.

Он видел, что на самом деле она вовсе не горит желанием становиться американкой. Но ведь, в конце концов, он тоже не хотел переезжать в Бруклин. Левону казалось, что он идет на куда большие уступки.

Когда он вернулся домой тем вечером, в вазе на столе стоял огромный букет алых роз.

— Их подарила мне Лиззи Блинкер, — сообщила ему Тамара. — Как ты и говорил, она очень мила.

— И о чем же вы разговаривали?

Тамара пожала плечами.

— В основном о Герби и об Анне. В субботу вечером Блинкеры устраивают очередную вечеринку. — После новогодней ночи парочку наняли развлекать гостей на частных приемах, за что они получили весьма кругленькую сумму.

— Анна уже дома? — Было четверть восьмого, и Джона уже уложили в постель.

— Сегодня Пегги повела их в кино.

Левону недоставало восхитительных улыбок Анны и ее очаровательного присутствия, особенно во время трапезы за общим столом. Он недовольно хмыкнул и понес портфель с бумагами в столовую, чтобы поработать с ними позже. К его удивлению, Тамара последовала за ним.

— Присядь на минутку, Лев, — попросила она. — Мне нужно поговорить с тобой.

— О чем? — Он раскладывал бумаги на бюро.

— Сначала присядь.

Испытывая раздражение, вызванное главным образом отсутствием Анны, он сел за стол.

— Я рассказала Лиззи о том, что мы собираемся переехать в Бруклин, — начала Тамара, — и что Анна не хочет уезжать отсюда, и тогда Лиззи предложила, чтобы девочка переселилась к ним.

Левон почувствовал, как его захлестывает гнев, такой сильный, что у него вдруг заболела голова.

— А ты спрашивала Анну, хочет ли она переехать в Бруклин?

— Нет, но я и сама знаю, что не хочет. Она замолкает и отворачивается, как только мы заговариваем об этом.

— Как только ты заговариваешь об этом. Я ни разу даже не заикнулся о Бруклине.