Разделенные океаном

— Ох, не говори глупостей, Лев. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Гнев злобными молоточками стучал ему в виски. Левон так резко поднялся на ноги, что опрокинул стул, который со стуком упал на пол. Тамара подскочила на месте. Она явно испугалась. Левон редко выходил из себя и никогда — в ее присутствии. На ее прекрасном, надменном лице отразилось злобное торжество, чего он никогда не замечал раньше. Тамара избегала его взгляда, старательно отводя глаза и сухо поджав губы.

— Вот, значит, почему ты отправилась к Блинкерам? — проговорил он глубоким, рокочущим голосом, который ему самому показался чужим. — Чтобы попросить Лиззи взять Анну к себе. Ты отняла у нее ребенка, а теперь хочешь избавиться от нее самой.

Теперь уже Тамара вышла из себя, хоть и старалась не повышать голоса, явно боясь, что шум может разбудить Джона.

— Я вообще-то не отнимала у нее ребенка, Левон. Если я не присмотрю за ним, то за ним никто не присмотрит. Мне неуютно жить с ней под одной крышей, когда она совершенно игнорирует его существование. Это создает в доме нездоровую атмосферу.

— Что-то я не заметил никакой нездоровой атмосферы.

— Это потому, что тебя никогда не бывает дома, — холодно ответила Тамара. — Если ты не на работе, то уходишь куда-нибудь со своими новыми друзьями.

— Я ухожу с другими людьми только потому, что ты отказываешься пойти со мной. А ведь мы всегда можем нанять няньку для Джона, хотя бы всего на несколько часов.

Глаза Тамары засверкали.

— Я не буду оставлять Джона с нянькой!

— Тогда не обвиняй меня в том, что я ухожу со своими друзьями.

Их спор становился нелепым и абсурдным. Знай Левон о том, что его жена так болезненно отреагирует на его отсутствие, он непременно остался бы дома. Его гнев был вызван тем, что Тамара приложила массу усилий, чтобы избавиться от Анны.

— Ты сказала Лиззи, что Джон — ребенок Анны?

— Нет, конечно. — Она хотела, чтобы все думали, будто Джон — ее сын. — Есть и еще кое-что, Лев, — продолжала Тамара, смягчившись. Подойдя к нему, она положила руки ему на плечи и взглянула прямо в глаза. — Главная причина, по которой я считаю, что Анна должна уйти, заключается в том, что ты влюбился в нее.

Он опешил.

— Это нелепо, Тамара.

— Увы, нет, Лев. — Она приложила пальцы к его губам. Они пахли детской смесью и маслом, которое она втирала малышу в кожу, когда та краснела. — Подумай минутку и ничего не говори. Сколько раз на дню ты вспоминаешь об Анне и сколько обо мне, своей жене? Ты без памяти влюбился в эту девушку. Ты только о ней и говоришь и, готова держать пари, думаешь. — Она отняла пальцы от его губ, но Левон был слишком ошеломлен, чтобы возразить. — Я иду накрывать на стол. Сегодня у нас мясной рулет, настоящее американское блюдо для двух будущих граждан Америки, — со слабой печальной улыбкой добавила Тамара. — Я быстро.

Они не стали покупать дом с огородом, на котором можно было выращивать овощи — Левон счел его слишком большим для двух взрослых и ребенка, — но спустя шесть месяцев Зарияны покинули Гранмерси-парк и поселились в одноэтажном доме в Бруклине. Там было две спальни для хозяев и еще одна, под самой крышей, для гостей — он рассчитывал, что там поселится Анна, но она уже жила с Блинкерами в их апартаментах, выходящих окнами на Центральный парк. В доме в Бруклине она не была ни разу. Левон решил, что она избегает Тамару, которая, как девушка, несомненно, почувствовала, была настроена против нее. Не исключено, что Анна даже догадалась о причине неприязни, но этого он не знал и никогда не узнает.

Левон продолжал встречаться с ней за ленчем и оплачивал ее обучение в академии, пока девушка не закончила ее летом 1927 года. После этого они стали видеться все реже и реже, хотя Анна всегда звонила ему, когда они с Герби получали новый контракт. Они совершили турне по Восточному побережью в составе шоу под названием «Злые чары», причем их зарплата была третьей по величине в труппе, дважды выступали на «Радио-сити» и отработали летний сезон в Мэне.

Молодой человек Пегги, Руперт Кулидж, нашел-таки спонсоров для своих «Американских горок», хотя Олли Блинкер отказался иметь с ним дело. Премьера состоялась в Филадельфии, где Анна и Герби выступали в ролях второго плана, но через неделю после сокрушительных рецензий спектакль закрылся. Музыка была ужасной, сюжет — неправдоподобным, а костюмам недоставало воображения. Один из критиков написал: «Единственное, что смогло предложить нам это шоу, — блестящее выступление двух юных звездочек: Анны Мюррей и Герби Блинкера. На мисс Мюррей, обладательницу хрупкой красоты и феноменального таланта, безусловно, стоит посмотреть. В самом скором времени я надеюсь увидеть ее в одной из главных ролей на Бродвее».