Разделенный человек

– Скажи, – начал он, – пусть даже большинство парней слепы к твоей красоте, должен же был кто-то тебя захотеть? Ты держишься совсем не как… не как обычные девушки, вечно добивающиеся любви.

Мэгги промолчала, и он почувствовал, как она напряглась, отвернулась от него.

Чуть погодя она снова обратила к нему лицо, всмотрелась в свете сумерек. Потом заговорила:

– Любопытствуешь, да? С какой стати мне рассказывать? Но ты вроде бы умеешь понимать, как умел мой брат Том, – тот, что утонул.

Потом она вдруг высвободилась из его рук и встала, заметив, что уже поздно и как бы им не опоздать на автобус. Виктор не стал больше ничего выпытывать. Он расплатился за еду и, пройдя через сад, открыл перед ней калитку. Вечерний луч придал таинственности ее лицу.

– Ты хороша на вид, – сказал Виктор, – но это еще не все. Есть в тебе что-то странное. Должно быть, ты ведьма. Ты как: видишь будущее, втыкаешь иголки в изображения врагов, подливаешь снадобья в пиво клиентам? Или очаровываешь их еще проще – посылая свое лицо в их сны наяву?

Мэгги опешила, вспомнив полузабытое пророчество бабушки Эбигайль. Однако ответила довольно резко:

– Я в такое не верю. Я современная девушка. По мне – плавать на подводной лодке, летать на самолете, стать великим врачом. Я верю в науку. Мне скучны домыслы стариков про ведьм, магию, ясновидение.

– А как же ты мне снилась? – спросил Виктор.

– Это ты у себя спроси. Может, ты просто сам себе голову заморочил.

– Ну, мисс Современность, – усмехнулся Виктор, – у тебя, верно, было множество возлюбленных. Расскажи мне о них.

– Опять твой длинный нос! – только и ответила она.

А когда он попытался взять ее под руку, мягко отстранилась.

Но когда они шли рядом по темной дороге под деревьями, сказала:

– Ну что ж, может, как-нибудь и расскажу.

Она рассказала гораздо позже, когда много лучше его узнала. И Виктор в гостиничном вестибюле уклончиво объяснил мне, что Мэгги, как он и подозревал, столкнулась «с изнанкой» секса и «этот опыт тяжело ее ранил». Только много времени спустя я от самой Мэгги услышал подробности этой несчастливой стороны ее жизни. Но упомянуть о них лучше теперь, потому что без них читатель не поймет дальнейших ее отношений с Виктором.

В Абердине Мэгги все больше мучилась своей явной неспособностью привлечь мужчин и тем, что обычные гулянки и свиданки, так много значившие для подруги Кэти, проходили мимо нее. Больше того, ее тяга к «современному» во всех его проявлениях, в том числе к «эмансипации», располагали ее к свободе и даже вольности нравов, еще непривычных в те времена перед Первой мировой войной. Поэтому, обнаружив, что кое-кто из мужчин, стоит их чуточку поощрить, готовы были за ней ухаживать, Мэгги их с готовностью приняла. Но замечавшие ее мужчины относились, по определению Кэти, к «отребью» или «неподходящим». Однако Мэгги предпочитала верить, что особая чувствительность позволяет этим людям видеть в ней красоту, к которой другие слепы. Она охотно забыла предостережение двоюродной бабушки, что кое-кто из слепых станет лживо льстить ей. Так она вступила в очень неудачную связь в портовой части Абердина. Мэгги влюбилась в неприятнейшее создание, на которого не польстилась бы другая порядочная девушка. Ухаживал он очень грубо, но исхитрился представить себя нежным в душе неудачником, пострадавшим от непонимания общества. Мэгги искренне отозвалась и с готовностью увидела в нем добродетели, несуществующие для остальных. Она позволяла ему всякие вольности. Понемногу и против воли она стала замечать, что он не чувствительнее других, зато более неотесан и жесток, а его пошлые комплименты были вовсе не искренними; что он привязался к ней не из любви и восхищения, а просто ожидая, что такая дурнушка легче даст ему то, в чем отказывали другие девушки, а именно – телесную близость. Такое открытие, конечно, мучительно обожгло ее. Но Мэгги так тянуло к новым переживаниям и «эмансипации», что она проглотила позор и позволила «любовнику» подвести ее к самой постели. В последний момент ее охватило жестокое отвращение, она вырвалась из его объятий и принялась одеваться. Мужчина, разумеется, рассвирепел и попытался взять ее силой, но Мэгги была не из тех, кто легко сдается, а отвращение в ней победило желание. Она яростно сопротивлялась и остудила пыл насильника, причинив ему сильную боль. Так, потрепанная, но непобежденная, она формально сохранила девственность.

Немного оправившись после этой связи, Мэгги опять связалась с непривлекательным образчиком рода человеческого. Но в этот раз разочарование наступило раньше, и она дала мужчине отставку без серьезных последствий. Несмотря на две неудачи, страсть к новому опыту и «современности» заставляли ее делать все новые попытки. Отвращение с каждым разом приходило все раньше, пока она не научилась чураться малейшей близости с мужчиной.