Разделенный человек

Я расскажу об этом так, как услышал от Виктора в лондонской гостинице. После последней встречи с Мэгги приступов у него больше не было. Он усердно практиковал свою новую «технику» и старался не перенапрягаться. Со временем он уверился, что твердо стоит на ногах, и немного утратил осторожность. Под конец семестра он побывал на «собрании», устроенном студентами в отдаленном городке. По такому случаю, чтобы влиться в компанию, он отступил от временного обета трезвости и позволил себе порядочно пива. Я уже упоминал, что бодрствующий Виктор был мало подвержен опьянению. Однако в тот раз он ощутил легкий хмель. Больше он не стал пить. Неизвестно, спиртное ли вызвало катастрофу или тяжелый чемодан, который на обратном пути упал с багажной полки ему на голову и на мгновение оглушил. Домой он вернулся очень усталым, со страшной головной болью. И сразу лег в постель.

На следующий день он проснулся «Чурбаном». Он ничего не помнил с тех пор, как стоял у алтаря с Эдит два года назад. Он очнулся среди бела дня в совершено незнакомой и довольно бедной спальне. Под подушкой нашел свои наручные часы. На них было двадцать минут одиннадцатого. Ничего не понимая, он вскочил с кровати, голова гудела. На стуле лежала одежда, кое-что было ему знакомо. На туалетном столике обнаружилось немного мелочи, бумажник, карандаш и ручка и другие, большей частью знакомые вещи. Он накинул знакомый халат, куда более поношенный, чем ему помнилось, и открыл дверь, за которой оказалась явная «гостиная меблированных комнат». В камин недавно подложили дров. Стол был накрыт для одного, столовый прибор не тронут. Рядом с тарелкой лежала сложенная газета – «Манчестер Юнайтед», – издание, с точки зрения Чурбана, весьма сомнительного направления. Виктор взглянул на дату – 24 февраля 1923 года. Он упал в кресло, чувствуя себя больным и напуганным.

На кресле рядом лежала стопка книг и бумаг. Виктор потянулся к ним. Почти все книги были подписаны «Виктор Смит» (а не «Кадоган-Смит»), и были это скучные труды по промышленной истории. Бумага была исписана его рукой, но и здесь было нечто странное. Почерк был аккуратнее и легче читался, и в то же время был не таким импозантным, как обычное его размашистое письмо. Отбросив листки, Виктор открыл другую дверь гостиной, за которой нашел ванную и туалет. Поспешно умывшись и побрившись, он вернулся в спальню, чтобы одеться, а затем снова сел перед камином, обдумывая свое положение. В бумажнике он нашел два фута купюрами и вскрытый конверт, подписанный старательной, но неловкой рукой: «Виктору Смиту (даже без мистера), пансион миссис Вилрайт» – и адрес провинциального городка в Йоркшире. В конверте лежали письмо и фотография на редкость уродливой девушки, в которой он узнал официантку гостиницы, где остановился перед венчанием. Письмо начиналось: «Мой самый любимый Виктор» – и дальше в том же духе. Часто упоминался некий «Чурбан», в борьбе с которым корреспондент – «Мэгги» намеревалась таинственным образом помочь Виктору. Тот испытал необъяснимый приступ враждебности к этой девице и швырнул письмо с фотографией в огонь.

У каминной полки была кнопка звонка. Виктор позвонил. Вошла немолодая женщина с матерински заботливой улыбкой:

– Доброе утро, мистер Смит. Неплохо вы повалялись!

Тут она заметила в жильце что-то необычное. Тот довольно резко, будто не своим голосом (так рассказывала она Мэгги), потребовал завтрака. Требование потрясло миссис Вилрайт, потому что обычно Виктор спускался вниз, поболтать с доброй хозяйкой, пока та жарила бекон.

Она недоуменно молчала, и Виктор холодно добавил:

– Как можно скорее, пожалуйста.

Хозяйка вышла.

Продолжив осмотр комнаты, он нашел чековую книжку, банковское уведомление (на счету лежало около сорока фунтов), несколько папок с аккуратными конспектами по экономике и промышленной истории, переписку, в основном касающиеся организации вечернего образования, и подборку писем от Мэгги. Их он читал с нарастающим ужасом и отвращением. В одном Мэгги излагала историю отношений с низкопробными личностями в Абердине, а заканчивала описанием романа с негром. Дочитав, Чурбан швырнул всю пачку в огонь и тыкал в нее кочергой, пока не убедился, что бумага сгорела дотла. Эта победа вселила в него (так рассказывал пробудившийся Виктор при нашей долгой беседе) чувство мстительного удовлетворения.

Вернулась миссис Вилрайт с завтраком. Он заявил, что днем выезжает, и попросил принести счет. Хозяйка удивилась, что он так рано собрался на выходные. Он ответил, что уезжает совсем.

Она огорчилась:

– Но ведь вы всем были довольны. И вы же знаете, как я к вам отношусь. Вы мне скорее сын, чем жилец.

В глазах у женщины стояли слезы, она хотела тронуть его за плечо со словами:

– Расскажите мне, что случилось!

Он отпрянул и сообщил только:

– Я меняю работу и уезжаю из города. Пожалуйста, счет.