Разделенный человек

Рискуя утомить читателя, я полностью передам мнение Виктора о мистицизме на тот период его жизни, поскольку его отношение к этому вопросу представляется мне существенным для понимания его характера. Мне, с моим приземленным умом, трудно отнестись беспристрастно к его взглядам, потому что я могу принять их лишь с серьезными оговорками. Но я должен постараться.

Виктор еще помолчал, прихлебывая чай, и наконец заговорил:

– Прежде всего, очевидно, что великие мистики пытаются сказать что-то невыразимо важное. Второе: они могут сказать это лишь человеческим языком и в терминах современных им ценностей и мыслей. А сами они уверяют, что человеческая мысль и язык слишком грубы для такой задачи. Третье: в их культурной среде, на современном уровне развития мысли, для них невозможно было признать, что некое утверждение о высшей реальности может содержать гораздо более ложного, нежели истинного. Вопреки собственным утверждениям о невыразимости Бога и тому подобном, они упорно делают далекоидущие заявления, веря, что в них больше истинного, чем ложного. Они утверждают, что в некотором существенном смысле они вступали в особые отношения с «Богом», или «Абсолютом», или Реальностью и тому подобным. Так вот, я полагаю все подобные утверждения в том смысле, какой в них вкладывался, совершенно неправдоподобными. Однако, в-четвертых, принимая их в ином смысле, просто как утверждения о природе сознания или личности в их отношениях с глубочайшей глубиной объективной реальности, они часто истинны по сути. Я хочу сказать: хотя для нас совершенно невозможно судить, лежит ли в основе всего разумная сущность, мы вполне способны пробудиться сверх повседневного уровня обычной сонливости, увидеть и ощутить объективную реальность глубже, чем воспринимаем ее обычно. Конкретно мой исключительный случай служит тому разительным примером, но доказательств хватает и в обыденной жизни. Мистика вполне способна помочь нам в таком углублении восприятия. В-пятых, очень приближенно, на эту тему мистики говорят нам следующее: человек не может «спастись», пробудиться для высшего восприятия одним усилием воли своего обычного повседневного «я». Ему должно помочь нечто извне, что в некотором смысле вторгнется в него, убьет его обыденное индивидуалистическое «я» и овладеет им, создав личность нового рода с новым опытом, новыми желаниями, с совершенно новой ориентацией. Мистики называют это нечто Богом, Реальностью или Абсолютом, но говорить так – значит забыть об ограниченности человеческого сознания. Правомерно сказать лишь, что в сознание должно вторгнуться нечто извне обычной личности и, разбив обычную личность, убив ее, создать новое «я». Такова истинная суть всех рассуждений о «самоотрицании», самоуничтожении, выходе за пределы своего «я» и тому подобном. Кроме этого утверждения о вторжении извне, можно допустить еще одно утверждение. Оно неявно включает все, сказанное мистиками. Вторгающееся «нечто» являет себя просто в виде игнорировавшейся прежде сферы объективной реальности – сферы более глубокой, широкой, тонкой… или, лучше сказать, не определенной сферы, а целой системы новых аспектов знакомой реальности. Скажем так: все знакомые вещи преображаются в новом свете и воспринимаются полнее и глубже. В них обнаруживаются ценности нового рода, о каких прежде и не подозревал; примерно так дитя пробуждается от чисто животных ценностей, открывая ценность личности в себе и других.

Закончив лекцию, Виктор сосредоточился на еде. Я заметил, что его подход к мистике напоминает мне хитроумную попытку сохранить пирог, съев его. Принять мистический опыт, отрицая претензии мистиков на какой-либо контакт с божеством или высшей реальностью, что-то уж слишком заумно.

Виктор только и буркнул с набитым ртом:

– Все новые идеи поначалу кажутся слишком заумными. Но эта – работает! Она верна практике.

Здесь я осведомился:

– Не хочешь ли ты сказать, что проверил ее на практике? В наше время столько развелось мистиков, что трудно быть уверенным, рассказывают ли они о собственном опыте или о вычитанном у классиков мистицизма.

Виктор осторожно ответил:

– Естественно, я не могу знать, что переживали в действительности великие мистики; но сам я действительно пережил то, что стало путеводной звездой моей жизни. В самом деле, пока я полностью в себе, я не перестаю этого ощущать. Когда же начинаю терять, то знаю, что Чурбан на подходе и мне пора взять себя в руки.

И этот ответ меня не удовлетворил, так что я с вызовом спросил:

– Говоришь, ты испытываешь это постоянно. А, к примеру, сейчас?

Он без заминки ответил:

– Да, и сейчас. Говоря с тобой, я ощущаю нашу включенность во Вселенную. Я не только воспринимаю нас как малых отдельных членов овладевающего разумом вида этой планеты в окружении плодотворного космоса галактик, но и постоянно, хотя и смутно, ощущаю свою глубинную идентичность с тобой и всеми личностями, нашу связь через подспудную суть всего живого. Это достаточно определенно?

Я мало что понял из его слов, но тщательно записал наш разговор, а Виктор впоследствии выверил записи.