Раздельные постели

— Если ты будешь сейчас отстраняться, будь уверена, он побьет тебя так же, как побил мать, только отметины, которые он оставит на тебе, не сойдут так быстро, разве ты не понимаешь этого?

— Это по моей вине он ее избил, потому что однажды я не устояла перед тобой. И теперь я здесь снова… я… ты… — Но она не закончила. Она казалась смущенной, напуганной.

— Он делает из тебя эмоционального урода, разве ты этого не видишь?

— Нет, нет, я не такая! Я хочу, я чувствую, я нуждаюсь, как любой другой человек!

— Тогда почему ты не позволяешь себе показывать это?

— Я т-только что это делала.

— Но посмотри, что из этого вышло, — прошептал он с болью в голосе.

— Убери от меня свои руки, — произнесла она дрожащим голосом. Она снова плакала, но он не выпустил ее из своих объятий.

— Почему? Чего ты боишься, Кэтрин?

— Я не боюсь! — Комок застрял у нее в горле.

Она лежала, вытянувшись на спине, а он хотел, чтобы она признала то, что так долго лишало ее всяческих эмоций, и боялся, что этот разговор может привести к обратным действиям и сделать ей больно.

— Боишься тех имен?

Он продолжал ее обнимать, а мозг Кэтрин возвращался к тем мерзким, неприятным воспоминаниям, от которых она никак не могла освободиться. Кэтрин ощутила на своем лице дыхание Клея, и это возвратило ее к действительности, к мужчине, которого она любила и так боялась любить, боялась потерять.

— Я… я не боюсь, — сказала она, задыхаясь. Рука Клея лежала на ее плечах, и он чувствовал, как она дрожит. Ее тело напряглось, когда она повторила: — Я не… я не…

Он ослабил свои руки и мягко спросил:

— Ты не кто? Скажи это, скажи и освободись от этого. Кто? — Она перестала сопротивляться ему, а когда он отпустил ее руки, она закрыла одной глаза и всхлипнула. С безграничной нежностью он касался ее грудей, ее живота, набухшего мира между ногами. Он настойчиво шептал: — Ты не кто? Скажи это, Кэтрин, скажи.

— Я не… — попыталась она снова, но резко остановилась.

— Нет, ты не такая, не такая, поверь мне. Скажи это, Кэтрин. Ты не кто?

Наконец она произнесла быстро, дрожащим голосом, закрыв лицо руками.

— Я не плохая, я не проститутка, я не шлюха! Нет, нет, это все не я!

Он обнял ее и прижал к себе, как бы защищая. Закрыв глаза, она обвила его шею руками. Он чувствовал, как содрогалось ее тело, прильнул губами к ее волосам и заговорил:

— Нет, ты никогда такой не была, и неважно, сколько раз он тебе говорил это.

— Тогда почему он меня так называл, Клей? Почему?

— Я не знаю. Ш-ш-ш… Важно то, что ты не веришь ему и больше не позволишь, чтобы он тебя обидел.

Они лежали рядом — изнуренные и молчаливые. Перед тем как уснуть, Кэтрин снова представила себе мать. Она поняла, что сама просто не захотела стать такой же замкнутой и кроткой.

И впервые за все время она почувствовала, что одержала победу над Гербом Андерсоном.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Ада открыла глаз, попыталась пошевелить губами, но не смогла.

— Мама? — прошептала Кэтрин.

— Кэти? — Губы Ады по-прежнему были сильно опухшие.

— Ты долго спала.

— Да?

— Ш-ш, не двигайся. Постарайся лежать спокойно. У тебя сломано ребро, и если пошевелишься, тебе будет больно.

— Я так устала, — сказала пожилая женщина, уступая и снова закрывая глаз. Но вскоре опять открыла его. — Ты плакала? — Она не могла правильно произносить некоторые звуки.

— Немного. Не беспокойся обо мне, просто думай о… — Кэтрин не в силах была договорить. Слезы опять обожгли распухшие веки. Ада заметила это и протянула руку. Кэтрин взяла ее, чувствуя маленькие, хрупкие косточки, как у воробья. Как мало сил было в матери. Та самая беспомощность, что чувствовал Клей накануне вечером, сейчас охватила Кэтрин.

— Я не видела, чтобы ты плакала с тех пор, как была маленькой девочкой, — прошептала Ада, стараясь изо всех сил сжать руку дочери.

— Я отказалась от этого давным-давно, мама, а то плакала бы все время.

— Это нехорошо…

— Нет-нет. — Кэтрин сглотнула. — Мама, ты не должна разговаривать.

— Странно, ты говоришь, что я не должна разговаривать, — а я говорю, что ты не должна плакать…

— Почему бы тебе не подождать, пока ты окрепнешь и наберешься сил.

— Я девятнадцать лет ждала, чтобы стать сильнее.

— Мама… пожалуйста.

Нежное пожатие руки заставило Кэтрин замолчать. Ада с усилием продолжала говорить:

— Дело во времени. Вот послушай. Я — слабая женщина, всегда была слабой и теперь расплачиваюсь за это. Хочу тебе рассказать. Герб поначалу был добр ко мне, когда я только вышла за него замуж. Когда Стив был ребенком, ты бы видела Герба с ним, ты бы не узнала отца. — Она закрыла глаза, на мгновение успокоилась, а потом продолжила: — Все началось с пролива Тонкина. Герб находился в запасе. Когда его соединение призвали в действующую армию, я не знала, когда он вернется. Но оказалось хуже, чем мы думали — он ушел на два года. Он многое повидал за это время. Он повидал так много, что вернулся домой, пристрастившись к спиртному. Он мог побороть в себе это пристрастие, но он никогда не мог побороть ощущение, возникшее в нем, когда он пришел и увидел, что я жду ребенка.