Раздол туманов. Страницы шотландской гэльской поэзии XVII–XX вв.

Выпал солнца шарик хрупкий
       Из скорлупки,
Небо стало темным, хмурым,
       Стало бурым;

Серой синью придавило,

       И явило
Все тартанные расцветки
       Напоследки.

Кратко вспыхнуло при этом

       Семицветом,
И возник меж туч и радуг
       Беспорядок.

Пестрый парус взмыл над райной

       Неслучайно;
Заплескалась ткань сухая,
       Набухая
Над щеглой, еще душистой
И смолистой.

Провисать возжам негоже,

       Дрогам тоже,
Их концами укрепили
       На ветриле.

Все закреплено надежно,

       Что возможно
Для бойцов высокорослых,
       Что на веслах.

Свод небес, пустых и сирых,

       В темных дырах;
Туча крылья распростерла,
       Скалит жерла.

Вскинулось над морем шквала

       Покрывало
Грубое, в чернильных пятнах
       Неопрятных.

Бурей океан измотан,

       И встает он
То холмом, а то порою
       И горою.

Злилась бездна роковая,

       Завывая,
Злобно чавкая волною,
       Как слюною.

В искрах моря опахало[18]

       Полыхало,
Громоносна и багряна
       Шла моряна.

Шла валов гряда седая,

       Наседая,
Даль угрюмо лиловела
       И ревела.

К небу нас морская сила

       Возносила —
Паруса на гребне вала
       Нам срывало.

Вниз несла волна другая,

       Настигая:
Висли, как волокна пряжи,
       Наши тяжи.

Бури уханье в сувое

       Громовое;
Волн стенанье роковое
       Горше вдвое.

Все отчаянней, все пуще

       Шквал ревущий,
Но и кормщик в гневе диком
       Шит не лыком.

Гребни пенные срезаем

       И сползаем
В преисподню тьму подводну,
       Чуть не п'o дну.

Толпы яростных, злорадных

       Чудищ смрадных,
Полный горьких сожалений
       Крик тюлений.

Бесконечная болтанка,

       Лихоманка,
Мозга взорванного брызги,
       Треск и взвизги.

Рвется вопль из водной бездны

       Бесполезный:
«Не покиньте раб смиренных
       В долах пенных!»

Если выглянешь из лодки

       В миг короткий,
Всюду прикоснется взор твой
       К рыбе мертвой.

С ложа сорванные хлябью,

       Плыли рябью
Горы донных, безобразных
       Слизней грязных.

Море закипело чашей

       Гнусной каши
С кровью мрази ядовитой,
       Клешневитой,

Тошнотворной, маслянистой

       И когтистой,
Многоглавой, бесноватой
       И рогатой.

Из пучин всплывали орды:

       Злые морды,
Сонмы чудищ вездесущих
       И орущих.

Изнывало в этом вое

       Все живое,
Внемля эдакому ору,
       Сгинуть впору.

И стихия не сдержала б

       Горьких жалоб
Демонов глубинноводных,
       Безысходных.

К цели мчимся полным ходом

       Вдаль по водам,
И в борта носы дельфиньи
       Тычут свиньи[19].

И ворочается море

       В тяжкой хвори
Меж ладьей и дальней сушей
       Грузной тушей.

Нас в дороге постепенно

       Топит пена,
И гремит над синей бездной
       Гром небесный.

Круглых молний длятся пляски

       Средь оснастки,
И висит над нами скверный —
       Запах серный.

С морем небеса смешались,

       Не решались
Огнь, Земля, Вода и Воздух
       Дать нам роздых.

Но, поняв, что мы не сгинем

       В море синем,
Вдруг притихла ширь морская.
       Размякая.

На ладье – печальный гомон:

       Руль поломан,
Вышли весла из уключин,
       Всяк измучен.

Напрочь порваны на части

       Наши снасти,
Напрочь выдраны кусины
       Парусины,

Покорежена с испода

       Вся колода[20];
Разломались, как тростины,
       Решетины,

Нашесть дыбится любая,

       Погибая,
И трещит доска кривая
       Бортовая.

Хоть еще ветрило плещет

       И трепещет,
Но, похоже, лопнут вожжи
       Чуть попозже.

Все заклепки расклепало,

       Все пропало.
Ничего, сказать по чести,
       Нет на месте!

На ладье царит усталость:

       Всем досталось.
Верить в то, что цело судно.
       Нынче трудно.

У пролива на Гебридах

       Сделав выдох,
Проявила буря милость,
       Притомилась.

Удалилась с небосвода

       Непогода,
Уступив черед отраде
       Синей глади.

И молитва клана смело

       Возгремела:
Сохранила нас сегодня
       Длань Господня.

Паруса часы свои

       Отслужили.
Мы щеглу на дно ладьи
       Положили.

Вот и кончена дорога

       До порога,
Нас гребок сосновых весел
       К суше бросил,

Сделать шаг всего один

       Надо скоро:
Каррикфергус – наш притин
       И опора.

Только пища и вода —

       Вся награда.
Но отсюда никуда
       Нам не надо.