— Слушай, уйдём отсюда на фиг! — взвился Ромка. — Позориться ещё…
Они подхватили пожитки и перешли на другую сторону, где теснились некрупные глыбы. Одну из них, приземистую и плоскую, использовали вместо скамьи.
— Слышь, дед, — сказал Ромка, ухмыльнувшись. — Вот тебе ещё одна гипотеза. Колонны видишь? Ну вот, это и есть хозяева!..
Сильного впечатления Ромкина шутка на Сократыча не произвела.
— Как ни странно, Рома, — ответил он, смакуя глоток за глотком содержимое нежно-лимонной капсулы, — когда-то я вполне серьёзно рассматривал такую возможность…
— Да ладно вам чепуху-то молоть, — нахмурился Василий. — Мы ж в них живём, в колоннах!
— А вот это возражение как раз неубедительно, — заметил дедок. — В человеке тоже много чего живёт. Аскариды, цепни…
Василий поперхнулся.
— Знаешь, Сократыч! — сказал он, прокашлявшись. — Я смотрю, у тебя прямо страсть какая-то людей унижать. То с кошками сравнишь, то…
— Василий, — ласково улыбнулся в ответ дедок Сократыч. — Успокойтесь. Эта гипотеза тоже критики не выдержала. Хотя было время, когда она казалась мне довольно убедительной…
— Чего ж в ней убедительного? — не понял Ромка. — Мы ж им то кабель оторвём, то трубу ошкурим…
— То есть причиняем вред? — уточнил дедок. — Ну а разве человек подчас не вредит своему здоровью? Причём делает это со вкусом, с удовольствием! Курит, пьёт…
Ромка засмеялся.
— Это мы, значит, отрываем им кабель, а они кайф ловят?
— Айф!.. — тихонько чивикнул из-за камня Телескоп, не иначе, чтобы лучше запомнить новое слово.
— Н-ну… Примерно так. Однако, повторяю, от этой версии я уже давно отказался.
— Теоретики… — проворчал Василий. — Дом как дом. Дверь есть? Есть. Значит, дом…
— Под дверью, я так понимаю, Василий, вы имели в виду скок?
— А то что же!
— Так вот, возможно, вы этого ещё не знаете, но у Маши Однорукой дома целых два скока. Да-да, два входа и два выхода! И напрашивается мысль: если есть колонна с двумя скоками, то где-то найдётся колонна вообще без скока… Колонна, попасть в которую невозможно никоим образом. Мне вот, например, кажется, что скоки возникают как побочный эффект работы этих… — Сократыч широким жестом обвёл золотистые побледневшие под вечер громады. — …ну, скажем, кабелей.
— Ни хрена себе кабели! — возразил Василий. — В кабелях разве живут?
— Позвольте-позвольте! — в свою очередь возразил Сократыч. — Возьмем трубы или, скажем, открытую электропроводку. Там зачастую селятся… Да те же тараканы!..
Василий гневно раздул ноздри. Мало ему кошек и аскарид — теперь ещё и тараканы, которых он всю жизнь терпеть не мог!
Но, к сожалению, Сократыч не видел в этот миг лица собеседника. Похоже, дедка опять осенило.
— Вот ведь странно… — задумчиво молвил он. — Раньше я как-то над этим никогда не задумывался. Ведь летающие блюдца до сих пор не завезли сюда ни одного иностранца. Обратите внимание — одни русские…
Василий встал. Лицо его было страшно.
— Знаешь, дед! — проскрежетал он со всей прямотой. — Мне иногда тоже хочется тебе одним ударом все зубы выбить!
Повернулся и пошёл. Растерянно щебечущий Телескоп пустился следом.
— Ну вот… — уныло молвил поникший дедок Сократыч. — И не дослушал, главное… Я ведь к чему вёл-то? Что мирков таких, наверное, несколько, и хозяева, видимо, подбирают для каждого людей одной национальности… Для простоты общения…
Ромка веселился от души.
— Да ну его! — сказал он. — Давай дед, гони дальше. С тобой хоть не соскучишься…
С печальной улыбкой дедок Сократыч слез с глыбы.
— Нет, знаете, Рома… — удручённо молвил он. — Вы уж не обижайтесь, но я лучше пойду. Всё-таки что ни говорите, а замолчать вовремя — это великое искусство…
Глава 21
Дождавшись ночи, Никита Кляпов вновь перебрался под выбитую им надпись. Проулки наполнил прозрачный сумрак. Мерцало гладкое серое покрытие, похожее на небывало чистый и ровный асфальт. Колоссальные, как айсберги, опоры были, казалось, слабо подсвечены изнутри. Несколько раз округлыми сгустками мрака к Никите подкатывались надзорки и, изучив босые косолапые ступни, отъезжали. Надо понимать, криминала в голодовке не было…
Желудок помаленьку сокращался. Ощущение — болезненное, но, постоянно недоедая, Кляпов привык к вечному чувству лёгкого голода, как, наверное, привыкают к ломоте в суставах. Только вот лежать без движения обернулось для Никиты удивительно трудным занятием. Руки откровенно и бесстыдно тосковали по ломику. Так и подмывало встать да разбить пару глыб. «Привык… — с горечью мыслил Никита. — Интересно, у отставных палачей — то же самое? Дремлет, небось, в кресле, а сам тоскует: заняться бы делом, намылить верёвку…»
Спать не хотелось. Да оно и к лучшему. Сны Никиту в последнее время одолевали дурные. Лучше уж полежать, подумать…