Раздробленный свет

Пистолет в пределах досягаемости. Вирус может и пропал, но у нас все еще есть шанс. Все, что мне нужно сделать, это наклониться и поднять его. Нацелить его на сердце Лили. Она стоит лицом к разлому. Я успею пошевелиться прежде, чем она обернется.

Мгновение зависает, энергия из разлома поднимает волоски на моей коже, потрескивает на моем лице, наполняя мой рот привкусом металла.

Гидеон, шатаясь, поднимается на ноги, и наши глаза встречаются. Я сказала ему, что он не знает меня и не может любить. Не может доверять, значит не может любить меня.

Но дело было не в этом. Речь никогда не шла о Гидеоне, или о желании подпустить его к себе, или веры, что он из тех людей, которым может понравиться то, что он там найдет.

Это всегда была я. Я так долго убеждала других доверять мне, что больше не доверяю себе сама. Своему собственному сердцу. Собственным инстинктам и вере.

Своему выбору.

Мои мышцы напрягаются, готовые к движению. Я смотрю в тепло-ореховые, зеленые глаза Гидеона, с отблеском голубых огоньков.

Вот что я знаю: я люблю его.

Вот, во что я верю.

Я не та, кем меня сделал Лару. Я больше не та девушка, что была на «Дедале». Я выбираю кто я, каждый день. И сейчас я выбираю быть собой.

В этот момент мне не нужно читать мысли Гидеона, чтобы заглянуть в его сердце, чтобы разделить его мысли: он любит меня. Всю меня. Хорошее, плохое. С борьбой между ужасными порывами, которые я никогда не смогу разделить, и проблесками надежды на то, что я слишком напугана даже прошептать. Он видит меня всю.

Они пытаются прорваться, сказала Лили, и в это мгновение, которое тянется целую вечность, я знаю, что делать. Я знаю, что то, что мы с Гидеоном воображали в галерее правда. Они могут видеть нас, они знают нас. Шепот Лили сказал это сам.

Вы должны были показать нам, стоило ли с вас познавать.

Остальные шепоты в своей Вселенной по ту сторону разлома наблюдали за нами. Судили нас, испытывали нас, расставляли нас, как фигуры на доске, чтобы понять, кто мы. И если Гидеон знает меня, любит меня, доверяет мне, я смогу выучить этот урок в ответ. Если мы и все наши друзья, и союзники можем сделать выбор и принести жертвы, которые исходят из наших сердец, тогда я готова к тому, что нас будут судить.

Я пропущу шепоты. Я закорочу разлом, как когда-то это сделали Тарвер с Лили. Я сделаю свой прыжок веры… и поверю в их выбор.

Гидеон протягивает мне руку, и я осознаю, что он понимает мои намерения, что он со мной во всех смыслах этого слова.

Я оставляю пистолет и все, что он сделал со мной. Я бросаюсь бежать, смутно сознавая, что Тарвер что-то кричит, что Лили яростно визжит, отбиваясь от него. Что она должна быть в состоянии раздавить его одной мыслью, и все же она борется, толкает его руками, кричит, чтобы ее отпустили. О том, что я, должно быть, уже за пределами досягаемости щитов-барьеров, и все же мой разум принадлежит мне. Я спотыкаюсь о кучу обломков и карабкаюсь по ним, царапая ладони и колени, используя толчок адреналина, который приносит боль, чтобы двигаться намного быстрее. Я бросаюсь вперед и чувствую, как ладонь Гидеона хватает мою. Тепло его прикосновения более реально, чем что-либо еще.

Я выбираю тебя.

Наши пальцы переплетаются, словно две половинки одной подвески, и мы вместе прыгаем в разлом.

Остальные дети, те, за которыми мы должны были наблюдать и судить, роятся вокруг меня в тщетной попытке убить Лили или спасти ее, но сейчас они ничего не значат. Я познал человечество. Если мои братья еще не научились делать выбор, то я сделаю выбор за всех нас. А тех, кого не убьют, когда их связь с нашим миром будет разорвана, я найду сам и уничтожу.

Теперь так легко увидеть выбор, который сделают эти пять душ. Некоторые могут выбрать попытку убить меня… остальные вместо этого будут пытаться спасти меня. Что бы они ни выбрали, они потерпят неудачу.