Раздвигая границы

От мамы я унаследовала цвет и форму ее глаз. Теперь те же тусклые и безжизненные глаза смотрели на меня. Я надеялась, что мои выглядели более счастливыми.

— Он винит меня в той ночи? — спросила она. — Твой отец когда-нибудь рассказывал, как он бросил тебя? Как не отвечал на звонки, когда ты звала на помощь?

— Мама… — Я помолчала, пытаясь подобрать нужные слова. — Я просто хочу, чтобы ты рассказала, что произошло в тот вечер.

— Отец тебе ничего не рассказал, не так ли? Ну, естественно. Он спихивает всю вину на меня! Ты не понимаешь. Я потеряла Эйриса и не могла справиться со своим горем. Я думала, что мне станет легче, если я начну рисовать. — Она вырвала из земли пучок травы.

— Папа ничего на тебя не спихивает. Он частично признал свою ответственность, но я не помню, что с нами произошло. Я упала на витражное стекло, и ты лежала со мной, пока я истекала кровью. — С каждым словом мой голос становился громче. — Я не понимаю. Мы поссорились? Я упала? Ты толкнула меня? Почему ты не позвала на помощь, почему рассказывала сказки, пока я умирала?!

Она продолжала выдергивать травинки.

— Это не моя вина. Он должен был это предвидеть. Но таков твой отец. Он никогда не пытался понять. Он хотел милашку-жену и развелся со мной в ту же секунду, как нашел ее.

— Мама, ты сама перестала пить лекарства. Папа не имеет к этому никакого отношения. Расскажи, что случилось.

— Нет.

Она упрямо задрала подбородок — мне было хорошо знакомо это движение.

Я вздрогнула.

— Нет?

— Нет. Если ты не помнишь — я ничего не скажу. Я слышала, что он нанял тебе какого-то дорогого терапевта с гарвардским дипломом. — Мамины губы изогнулись в горькой усмешке. — Есть ли что-нибудь, что твой отец не пытается исправить деньгами и контролем?

На долю секунды кладбище напомнило мне шахматную доску, и моя мама сделала ход королевой. Если мы с Эйрисом были пешками в игре родителей, то когда же она заметит, что я перестала играть?

— Слышала? — повторила я, удивленная ее ответом. — А как же судебный запрет? Откуда ты это услышала?

Мама часто заморгала, ее лицо побледнело.

— Я хотела знать, как ты живешь, и связалась с Оуэном.

Я почувствовала тошноту, рот наполнился горечью.

— Когда?

Она опустила голову.

— В феврале.

— Мам… почему ты мне не перезвонила? Я дала тебе свои номера.

Я замолчала, не в силах сдержать эмоции и вопросы, рвущиеся на волю. В феврале. Эти слова буквально пронзили меня. В тот месяц папа без объяснений забрал мой телефон и лишил меня машины. Он соврал мне, чтобы спрятать от нее.

— Я хотела поговорить с тобой. Еще в декабре молила, чтобы ты позвонила мне. Зачем ты обратилась к папе? Ты же могла отправиться в тюрьму! Ты что, забыла о судебном предписании?!

— Его больше нет, — спокойно сказала мама. — Предписание утратило свое действие через тридцать дней после твоего восемнадцатилетия.

Казалось, будто кто-то врезал мне под дых.

— Что?!

— Таковы были условия, когда судья выносил его два года назад. Твой отец пытался продлить его, пока ты не закончишь школу, однако прошло много времени, и судья больше не видел во мне угрозы.

Я не могла дышать и только мотала головой.

— Значит, ты могла спокойно позвонить мне в феврале, но не стала этого делать?

Она замешкалась.

— Да.

— Почему?

Она настолько меня не любила?! Разве матери не должны мечтать о встрече с дочерями? Особенно когда те просят о помощи? Не зная, как реагировать, я вскочила и обхватила руками свое дрожащее тело.

— Почему?! — закричала я.

— Потому что. — Мама тоже поднялась и уперла руки в бока. — Я знала, как ты отреагируешь. Захочешь знать, что произошло между нами. Я не могу тебе сказать.

— Почему?

— Ты будешь меня винить, а я больше не могу этого вынести. Я не виновата, Эхо, и я не позволю тебе заставить меня так чувствовать, — прозвучал невероятно эгоистичный ответ.

Мне показалось, будто в меня сейчас врезался грузовик и размазал меня по асфальту.

— Ты не знаешь, как я отреагирую. Я не испытываю радости от того, что ты тогда перестала пить таблетки, но понимаю, что ты не контролировала свои поступки. Я понимаю, что в ту ночь ты была не в себе.

Мама громко вздохнула, и этот звук эхом разнесся по пустынному кладбищу.

— Я знаю, как ты отреагируешь, Эхо. Я уже говорила, мы с тобой похожи. Мы никогда не прощаем предательства, даже если оно случилось единожды.

Яд, заструившийся в моих венах, когда я узнала о роли отца в том злосчастном дне, теперь наполнил меня до краев.

— Я не такая.

— Разве? Как поживает та сучка, на которой женился твой отец? Когда-то ты любила ее.

Я не похожа на нее. Я не похожа на свою мать. Моргнув, я уставилась на могилу Эйриса, словно надеясь, что брат, как всегда, вмешается и скажет, что она не права. Что это значило? Что это говорило обо мне? И Эшли? И об отце?

— Давай не будем о плохом, — проговорила мама. — Я два года пила лекарства и не собираюсь от них отказываться. Кроме того, я пришла сюда, чтобы наверстать упущенное, а не перекраивать прошлое. У меня прекрасная работа и шикарные апартаменты. Эхо? Эхо, ты куда?