Саймон понял, что его ложь опять прозвучала неубедительно. Он покосился на меня с деланным безразличием.
— Ладно… Я попросил отца разузнать, что и как. Я редко обращаюсь к нему с просьбами, так что…
Саймон не договорил, как будто поленился закончить предложение. Он подошел чуть ближе, и я уловила запах лосьона после бритья, слишком резкий в жарко натопленной гостиной. Этот запах пробудил в памяти яркую картину моей первой встречи с Саймоном: вот он сидит на ступеньках перед твоей дверью с букетом в руках и, несмотря на холод, благоухает тем же лосьоном. Тогда я была озадачена — зачем цветы и прочие приготовления, если ты не предлагала ему ничего, кроме утешительного приза в виде дружбы? А сейчас выясняется, что ты решила вообще порвать с ним, и…
— Ты дожидался Тесс возле дома с цветами, и от тебя пахло лосьоном.
— И что с того?
— Ты решил сделать второй заход, верно? Надеялся, что отчаяние заставит Тесс согласиться на твои условия?
Саймон пожал плечами, не чувствуя за собой никакой вины. Избалованный с самого детства, он стал тем, кем стал, растеряв все хорошие задатки.
Я повернулась к Саймону спиной и вновь уперлась взглядом в изображение тюрьмы, составленное из детских лиц. Меня передернуло. У двери я вдруг почувствовала на лице обжигающие слезы и только тогда поняла, что плачу.
— Как ты мог оставить ее в парке?
— Я не виноват, что она себя убила.
— Ты хоть в чем-нибудь вообще виноват?
Я снова сижу перед мистером Райтом. Мысленно я все еще чувствую острый запах Саймона и его квартиры. Хорошо, что открыто окно и оттуда слабо веет свежей травой, которую подстригают в парке.
— Вы рассказали в полиции о том, что узнали от Саймона? — спрашивает мистер Райт.
— Да, я говорила с подчиненным детектива Финборо. Он отвечал очень любезно, но я понимала, что все без толку. Преследователь Тесс мог оказаться как убийцей, так и плодом ее предположительно больного воображения. Факты, которые указывали на убийцу, также подходили под симптомы психоза.
Мистер Райт смотрит на часы: четверть шестого.
— Закончим на сегодня?
Я киваю. Где-то в горле и носу еще царапаются молекулы лосьона и сладковатого дыма марихуаны, и я рада, что могу наконец выйти и глотнуть свежего воздуха.
Миновав парк Сент-Джеймс, я сажусь в автобус и еду в «Койот». Тебе, разумеется, интересно, как я туда устроилась. Сначала я пришла в бар, чтобы расспросить твоих коллег, в надежде на какую-нибудь зацепку. Увы, в последний раз они видели тебя в воскресенье, за неделю до рождения Ксавье, и мало что знали о твоей жизни вне стен «Койота». Тем временем мой босс в Штатах согласился дать мне расчет («С огромным сожалением, Беатрис»), и я просто не представляла, где найти другую работу. Я знала, что необходимость выплачивать кредит за нью-йоркскую квартиру скоро съест все мои сбережения. В общем, надо было на что-то жить, и я пошла обратно к Беттине.
Я надела единственное, что осталось у меня из чистого, — брючный костюм от «Макс Мара», и Беттина сперва решила, будто я шучу насчет работы, но затем поняла, что мне не до шуток.
— Хорошо. Лишняя пара рук мне пригодится. Две смены по выходным и три — в будние дни. Можешь начинать уже сегодня. Шесть фунтов в час плюс бесплатный ужин, если смена длится больше трех часов.
Наверное, вид у меня был слегка озадаченный: я не ожидала вот так сразу получить место.
— Дело, признаться, в том, — сказала Беттина, — что ты мне страшно нравишься. — Увидев мое испуганное лицо, она хихикнула. — Извини, не могла удержаться.
Добродушное подтрунивание Беттины напомнило о тебе — ее смех, как и твой, тоже был искренним и беззлобным.
Приступив к своим обязанностям в тот первый вечер, я подумала, что в связи с твоей смертью заведению действительно требуется официантка. А недавно узнала, что вакансию заняли еще до моего прихода. Получается, Беттина взяла меня только из личной благосклонности и уважения к тебе.
Домой я прихожу почти в полночь и не рассчитываю на встречу с журналистами. Во-первых, поздно, а во-вторых, лихорадка последних дней закончилась — наверняка они уже отщелкали все пленки и набрали нужные метры материала. Однако я ошибаюсь: на подходе к дому собралась целая толпа репортеров. Прожекторы бьют светом: в центре внимания — Кася. Ей пришлось провести два дня у подруги, пока я не решила, что пресса утихомирилась и Касе можно возвращаться. Сейчас она живет со мной. Думаю, тебе приятно об этом знать, хотя и любопытно, как мы помещаемся в маленькой квартирке. Кася спит на твоей кровати, а у меня есть матрас; каждый вечер я расстилаю его в гостиной, и как-то так мы устраиваемся.
Видно, что Кася сильно утомлена и под прицелом камер чувствует себя не в своей тарелке. Меня охватывает яростное желание взять ее под защиту, я отгоняю репортеров с дороги.
— Долго ждешь?
— Много час.
У Каси это может означать десять минут.
— А где твой ключ?
Кася смущенно пожимает плечами:
— Извини.