Разгадай мою смерть

— Поднимаете! — громыхнул инспектор. — Как тот мальчик, что кричал: «Волки, волки!» — В восторге от собственного остроумия, он едва не хрюкнул. — Повторяю: коронер вынес обоснованное заключение о причинах смерти вашей сестры. Какой бы горькой ни была правда — а я понимаю, насколько тяжело вам смириться с ней, — она заключается в том, что ваша сестра совершила самоубийство, и виновных в ее гибели нет!

Вряд ли сейчас в полицию набирают таких людей, как инспектор Хейнз: властных, самодовольных, не терпящих возражений. Я попыталась успокоиться — нельзя выставлять себя слабоумной истеричкой, какой он меня считает.

— Послушайте, имея на руках запись колыбельной, вы сами видите, что кто-то пытался…

— Нам давно известно про колыбельную, мисс Хемминг, — перебил меня инспектор.

От изумления я потеряла дар речи.

— Когда ваша сестра пропала без вести, сосед сверху, пожилой джентльмен, впустил нас в ее квартиру. Один из моих подчиненных произвел тщательную проверку на предмет улик, которые помогли бы нам установить местонахождение потерпевшей. Он прослушал все сообщения на автоответчике и не усмотрел в колыбельной ничего дурного.

— Но ведь колыбельную прокручивали много раз, хотя запись всего одна, — в отчаянии проговорила я. — Вот почему Тесс боялась снимать трубку, а затем отключила телефон. И Эмиас подтвердил, что звонили неоднократно.

— Он человек в возрасте и сам признается, что память его подводит.

Я все еще сдерживалась.

— Разве даже одного звонка не достаточно? Разве он не показался вам странным?

— Не более странным, чем платяной шкаф посреди гостиной или большое количество дорогих красок при отсутствии элементарных предметов быта, например, чайника.

— Так вы поэтому ничего мне не сказали о колыбельной? Не усмотрели в ней «ничего дурного» или хотя бы необычного?

— Именно.

Я переключила телефон на громкую связь и положила трубку, чтобы инспектор не догадался о том, что у меня трясутся руки.

— Если рассматривать факт записи на автоответчике вкупе с наркотическим веществом, обнаруженном в крови Тесс, разве это не доказывает, что над ее психикой жестоко издевались?

Гулкий голос инспектора заполонил комнату:

— А по-моему, гораздо правдоподобнее, что запись оставил друг или подруга вашей сестры, не знавшие о родах. Нечаянная бестактность, и только!

— Это вам доктор Николс сказал?

— Это абсолютно разумный вывод. Особенно, учитывая, что ребенок родился на три недели раньше срока.

Я уже не могла скрыть дрожь в голосе.

— Если вы давно знали о колыбельной и не приняли ее во внимание, зачем же звоните мне?

— Не забывайте, это вы позвонили нам, мисс Хемминг, а я из вежливости ответил на ваш звонок!

— В спальне освещение лучше, поэтому Тесс передвинула шкаф в гостиную и сделала из спальни студию! — почти крикнула я, но инспектор уже положил трубку.

Поселившись у тебя, я поняла смысл перестановки.

— Выставка состоялась через неделю после того, как вы услышали колыбельную? — задает вопрос мистер Райт.

— Да, меня пригласили однокурсники Тесс. Я непременно должна была посетить выставку, так как она давала возможность еще раз поговорить с Саймоном и Эмилио.

Знаешь, мне кажется логичным, что именно на художественной выставке в колледже, где каждый мог увидеть твои прекрасные полотна, почувствовать твой талант и любовь к жизни, я наконец нащупала ниточку, приведшую меня к убийце.

Глава 18

Утром в день выставки в дверь позвонил Бенджамин. Он убрал свои растаманские косички в хвост и выглядел по-деловому. С ним был еще один парень, мне незнакомый. Приехали они на старом белом фургончике, который должен был перевезти твои картины в колледж. Бенджамин сказал, что выставка в конце учебного года — более важное и помпезное мероприятие, но и эта тоже имеет немалое значение. Все участники пригласили родных и близких, ожидались также и потенциальные покупатели. Твои друзья обращались со мной осторожно, заботливо, как будто от громкого возгласа или смеха я могу рассыпаться на кусочки.

Когда они отъезжали от обочины, загрузив картины в кузов, в глазах у обоих стояли слезы. Что бы ни опечалило их, эта сторона твоей жизни оставалась для меня тайной. Возможно, они просто вспомнили, как раньше бывали в этой квартире, и контраст — я здесь, а тебя нет — оказался слишком болезненным.

Я своими руками заворачивала картины в бумагу и все равно просто ахнула, когда вошла в выставочный зал. Дома они темной грудой стояли у стены, но, развешанные по стенам, являли собой взрыв ярких красок и буквально дышали жизнью. Твои друзья, те, что неделю назад собрались в кафе, по очереди подходили ко мне и заводили беседу, как будто им поручили за мной присматривать.

Саймона нигде не было, однако сквозь толпу в дальнем конце зала я разглядела Эмилио. Рядом с ним стояла Хорошенькая Ведьмочка. Судя по ее лицу, случилась какая-то неприятность. Приблизившись, я увидела, что он выставил на обозрение картины с твоей обнаженной натурой.