Человек, который бесцеремонно вторгался в чужое личное пространство, уверенный, что у него есть на это право.
— Прежде чем мы продолжим, я бы хотел уточнить один момент, — мягко произносит мистер Райт. — Какую связь вы проводили между аферой и смертью вашей сестры?
— Я пришла к выводу, что Тесс обо всем догадалась.
Тяжелый второй подбородок инспектора Хейнза нависал над столом. Его внешность полностью соответствовала низкому властному голосу и надменной манере. Рядом с ним сидел сержант Финборо.
— Что, по-вашему, вероятнее, мисс Хемминг, — загремел инспектор Хейнз, — что солидная компания, пользующаяся всемирно признанным авторитетом и прошедшая миллион различных проверок, ставит генетические эксперименты на здоровеньких младенцах, или все-таки, что молоденькая студентка не помнит, от кого забеременела?
— Тесс не стала бы обманывать меня насчет отца ребенка.
— В нашей прошлой беседе я любезно попросил вас прекратить навешивать безосновательные обвинения.
— Да, но…
— Всего неделю назад вы оставили сообщение, в котором назвали главных подозреваемых — мистера Коди и Саймона Гринли.
Я проклинала себя за то, что оставила на автоответчике детектива Финборо это дурацкое сообщение. Оно характеризовало меня как эмоционально нестабильную особу и подрывало всякое доверие к моим словам.
— Теперь, стало быть, вы передумали? — Инспектор Хейнз подался вперед грузным туловищем.
— Да.
— А мы — нет, мисс Хемминг. Не появилось никаких новых обстоятельств, могущих поставить под вопрос заключение коронера о самоубийстве. Еще раз изложу для вас голые факты, и даже если вы не хотите их слышать, это не означает, что они не существуют!
Сразу три отрицания в одном предложении. Красноречием инспектор отнюдь не обладал, хотя сам был убежден в обратном.
—
Я попыталась что-то сказать, но инспектор Хейнз сделал паузу ровно настолько, чтобы набрать воздуха.
— Испытывая галлюцинации, связанные с приемом
Сержант Финборо бросил взгляд на своего начальника.
— Вполне вероятно, что она приобрела нож специально, — рявкнул инспектор. — Выбрала дорогое и необычное орудие. Или просто острое. Я, знаете ли, не психиатр и не разбираюсь, что там в голове у потенциальных самоубийц.
Детектив Финборо изумленно отпрянул, на его лице отразилась явная неприязнь.
— Итак, она направляется в заброшенный общественный туалет, — гнул свое инспектор. — Опять же точно назвать причину затрудняюсь — то ли, чтобы укрыться от посторонних глаз, то ли, чтобы труп подольше не обнаружили. На подходе к парку или уже непосредственно в туалете принимает мощную дозу снотворного… — удивительно, как это он еще воздержался от фразы «тщательно спланированное самоубийство», — а затем при помощи кухонного ножа вскрывает вены на руках. Впоследствии выясняется, что отец ее незаконнорожденного ребенка — вовсе не преподаватель колледжа, как она считала, а другой мужчина, носитель гена муковисцидоза.
Я сделала еще одну попытку возразить, однако это было все равно что звонить в колокольчик на обочине шоссе М4. Знаю, это одно из твоих выражений, я вспомнила его, когда безуспешно пыталась вставить хоть словечко в напыщенную речь инспектора Хейнза. Видя его полное пренебрежение ко мне, я понимала, что плохо одета и волосы давно пора привести в порядок, что я веду себя дерзко и неуважительно по отношению к представителю закона… Понятно, почему он держался со мной столь высокомерно. Раньше я и сама так же относилась к людям вроде меня.
Сержант Финборо проводил меня к выходу.
— Он совершенно не слушал, — устало произнесла я в дверях.
Детектив чувствовал себя неловко.
— Это все из-за ваших обвинений в адрес Эмилио Коди и Саймона Гринли.
— Вы тоже считаете, что я поднимала ложную тревогу? Слишком часто кричала: «Волки, волки!» — так?
— И слишком громко, — улыбнулся сержант Финборо. — Вдобавок Эмилио Коди накатал на вас жалобу. А Саймон Гринли — тот вообще сын министра.
— Но ведь нестыковки видны невооруженным глазом. Неужели ваш босс их не замечает?
— После того как он сделал вывод на основе реальных фактов, переубедить его очень сложно. Разве что в противовес найдутся более серьезные аргументы.
Порядочный человек и хороший работник, сержант Финборо не позволял себе открыто критиковать руководство.
— А как думаете вы?
Помолчав, он ответил: