Разгадай Москву. Десять исторических экскурсий по российской столице

27 января 1831 года здесь поминали Антона Дельвига. Николай Языков писал брату на следующий день: «Вчера совершилась тризна по Дельвиге. Вяземский, Баратынский, Пушкин и я, многогрешный, обедали вместе у Яра, и дело обошлось без сильного пьянства». Судя по всему, пьянство здесь бывало, и не раз, иначе Пушкин не отчитывал бы за него своего брата Льва, также зачастившего к «Яру», из-за чего он даже с опозданием явился в свой полк, оставшись в городе Чугуеве: «Кабы ты не был болтун и не напивался бы с французскими актерами у Яра, вероятно, ты мог бы уж быть на Висле». В сентябре 1832 года Пушкин также столовался на Кузнецком мосту: «Я вел себя прекрасно… уехал ужинать к Яру».

Долго ль мне в тоске голодной

Пост невольный соблюдать

И телятиной холодной

Трюфли Яра поминать?

А это уже из «Дорожных жалоб» – не раз, видимо, глотал слюну Александр Сергеевич, вспоминая за нехитрой трапезой (всухомятку!) в захолустном трактире французскую кухню у Яра. Какую уху здесь готовили – особую, на шампанском! А трюфели! Их умели подать как следует только в этом московском ресторане. В одной старинной книге дается рецепт приготовления трюфелей: «Лучшими считаются трюфели крупные. Подают оные вареными в вине с бульоном, пучком трав, корнями, луковицами, приправив солью и перцем. Прежде варения надобно их обмыть и вытереть щеткою, чтоб не осталось земли. По сварении таковым образом выбрать и подавать горячие в салфетке в числе антреме. Трюфели рубленые и ломтиками накрошенные составляют отменную приправу во всяких рагу. Свежие трюфели надобно очищать от наружной кожицы, употребляют их и сухими, но таковые не столько хороши. Впрок наливают их маслом Прованским». Считалось даже, что употребление трюфелей оказывало свое благотворное действие на некоторые аспекты личной жизни: «Труфель-гриб располагает к любовному жару: для чего молодыя девицы на больших обедах, у знатных персон бывающих, его кушать стыдятся», – писал один ботаник пушкинской эпохи. Впоследствии ресторан не раз менял свой адрес.

Французы оказали большое влияние на развитие ресторанного дела в Москве в XIX веке. Взять хотя бы «Эрмитаж» Оливье на Неглинке. Нередко рестораны открывались при гостиницах. Известен, например, ресторан гостиницы Шевалье в Камергерском переулке, где не раз обедали Лев Толстой, Фет, Некрасов. Но, пожалуй, своего наибольшего национального разнообразия ресторанное дело столицы достигло в советское время. По названиям ресторанов впору было хоть географию изучать, а не только кухню народов мира – «Ганг», «Баку», «Пекин», «Ташкент», «Арарат», «Алма-Ата», «Бомбей», «Бургас», «Гавана», «София», «Белград»… Один из самых известных ресторанов – грузинский «Арагви», названный так в честь притока реки Куры, открылся на улице Горького еще до войны, в 1938 году, в сталинском доме-чемодане № 6 (строение 2), вход в него был с Советской площади от памятника Юрию Долгорукому. По этому поводу родился анекдот. Выходит грузин из «Арагви», указывая на памятник Юрию Долгорукому, интересуется: «Куда это князь своей рукой показывает?» – «Да это он Москву основывает!» – «Какой хороший человек, основал такой красивый город вокруг нашего ресторана!» Памятник открыли позже ресторана – в 1954 году, но анекдот интересный.

Дом ресторана «Арагви» – образец соцреализма в архитектуре – был спроектирован советским архитектором и чиновником от искусства Аркадием Мордвиновым, рассказ о котором ведется в главе о сталинской высотке, гостинице «Украина» (к ней он также успел приложить руку). Здание это огромное и выросло в 1935–1940 годах на месте старой застройки Тверской улицы, включив в себя часть ранее стоявших здесь домов, в частности пятиэтажную гостиницу «Дрезден». Эта гостиница стояла аккурат на месте левого крыла дома, на первом этаже которого и открылся «Арагви». Пусть читателя не смущает название «Дрезден» – в XIX веке устоялась мода на иностранные имена гостиниц – «Париж», «Лувр», «Мадрид», «Берлин» (кстати, вывески «иностранных» гостиниц были на русском языке). Считалось, что так они лучше привлекают клиентов.

Вскоре после открытия памятнику генералу Скобелеву[8]. Справа от памятника – гостиница «Дрезден»

Кроме того, в Москве проживало немало иностранцев, особенно немцев – их численность среди прочих национальных диаспор была наиболее высока. Под ожидания этой богатейшей части общества, державшего в своих руках банки, заводы, дороги, подверстывалась и окружающая их среда. Например, была трехэтажная гостиница «Север», а в 1837 году стала «Дрезденом» и в 1909 году выросла на два этажа. Но ведь и появилась гостиница не на пустом месте – в качестве солидного фундамента ей служили каменные палаты XVII века эпохи царя Алексея Михайловича – сегодня они известны как палаты в Шубине.